Остаётся час. Уже меньше.
Пятьдесят девять жалких минут до того момента, как пристав уведет из моей жизни Тимура. Навсегда. До того момента, когда мое заявление об освобождении потеряет силу.
Пятьдесят восемь.
И что потом?
Да, можно будет прижать Марику, объявив, что он вольнорождённый. И это будут уже ее проблемы, ее разбирательства с комитетом по правам человека. И ее вынудят освободить Тимура, но я даже думать не хочу, через что ему придется пройти до этого момента.
— Я не совсем понимаю, чего мы ждём, — недовольно произносит пристав. Я тоже не понимаю, и от этого становится ещё горче, ещё страшнее. Он ждёт ответа, а я не знаю, что сказать. В поисках поддержки смотрю на Никиту. Он сдержан, собран, но я его знаю как облупленного, чувствую где-то на уровне подсознания. Вижу, что за внешним спокойным фасадом кипит от злости, от беспомощности.
— Ждём или звонка, или приезда, — выдает он абсолютно невозмутимо.
— Кого? — не унимается пристав.
— Специалистов, — Никита только пожимает плечами. А что он может ещё сказать? Так же как и я находится в подвешенном состоянии, в незнании.
— Думаете, они вам скажут что-то новое?
Да что ж этот хрен никак не заткнется? Каждая его фраза, каждый вопрос — словно удар по нашему самообладанию, по уверенности в счастливом разрешении конфликта, а главное, по выдержке и без того взвинченного Тимура.
— Посмотрим, — произнес Лазарев таким тоном, что любой дурак бы понял, что разговоры не уместны.
Пристав не понял:
— Молодые люди, уверяю, все будет именно так, как я сказал. Закон в этой ситуации абсолютно однозначен и прозрачен. Мы только теряем своё время. Со стороны кажется, что Никита — сама невозмутимость, что ему вообще плевать на происходящее вокруг него:
— Ничего, мы не торопимся.
Торопимся!
Очень торопимся!
Ещё десять минут из последнего часа пролетели мимо. Мне кажется, с каждой ушедшей секундой во мне что-то умирало, покрывалось коркой льда. Своя никчемность, бессилие вспарывали вены наживую. В голове сотня "если бы", но от этого нет никакого толка. Ничего уже не изменить. Я ничего не могу сделать, только ждать, надеяться на чудо.
Остаётся полчаса, и я уже не могу с собой справиться. Начинаю метаться по гостиной взад-вперед, словно тигр в клетке. Потираю ледяные руки в надежде хоть как-то успокоиться.