Нынешний ночной разговор продолжался долго. Выслушивать приходилось жене.
– Порода, это ваша порода такая… Твоя порода, – внушал старый Басакин. – Мамочка Рая… Тонкокорые. Чуть царапнут их, сразу – кровь, боль, слезы.
– Надоел со своей породой. Загордился. У вас кличка какая была уличная? Жуки… Все черные да страшные. В земле возились.
Старый Басакин тихо и долго смеялся.
– А чего ж ты тогда за меня замуж пошла? За жука навозного?
– Не помню. Наверное, сдуру. Молодая была, глупая. Ты чего-нибудь набрехал. Я поверила.
Посмеялись, помолчали, вспоминая совсем давнее, которое так далеко ушло, расплываясь, забываясь. Но ведь все это было: юность, молодость. Любовь, порою странная даже для людей близких. Ведь в самом деле: «Чего ты в нем нашла?» – удивлялись подруги, соседи, мать с отцом. Красавица: высокая, светлолицая, сероглазая, ухажеров – не счесть. А она выбрала какого-то жука-землемера.
Выбрала. И потом, за долгую жизнь, никогда не пожалела. Надежным оказался Жук. И в прежние годы, и потом, когда рухнула советская власть и жизнь резко поменялась, становясь трудной и очень трудной, а порой невыносимой: работаешь, а зарплаты нет и нет. Чем кормить детей? Все дорожает. Каждый день новые цены. Дурачьи… Глазам не веришь. И старикам пенсию не дают месяц, другой, третий… А старые люди – что малые дети. Чем жить? С протянутой рукой стоят: «Подайте на хлеб…» Да в мусорках роются. И Чечня – рядом: война, беженцы. Время тяжкое: молодые гибнут, старые мрут. В эту пору много народу пропало. Особенно мужиков. Басакин выдержал. Сам кормился и помог сыновьям, которые рядом жили и которые в самом деле характером оказались не в отца, а в маму родную. Хорошо это или плохо? Чего зря гадать. Теперь уже ничего не изменишь. Слава Богу, что все живые, здоровые, работают, на хлеб-соль хватает, детей растят.
А что до сегодняшнего, то у Ивана поболит и пройдет. Поболит и утихнет. Привыкать и привыкать надо к новой жизни, в которой все не то, чему учились и детей своих с малых лет учили.
– Ладно, пусть едет с Тимошей. Передохнет. Может, и в самом деле устал, – сказал старый Басакин и закончил твердо: – Но другого ничего не придумаешь. Лошадка кормит. Плохо ли, хорошо, но кормит. Значит, за нее и надо держаться. День-другой пускай отдохнет – и за работу. Всем нынче непросто. А жить надо.