– Теперь ты чувствуешь себя лучше, Madre?
Я кивнула, хотя спокойствие покинуло меня при этом вопросе.
– Тогда мы должны начать.
Я не спросила: «Начать что?»
Мальчик поднялся с шезлонга, и только тут меня поразило, что он почти шести футов ростом.
– Какой у тебя сейчас рост, милый?
– Пять одиннадцать.
– А вес?
– Примерно сто шестьдесят американских фунтов [28].
Я прочитала все исследования Феликса, касающиеся Туринской плащаницы. Он предполагал, что рост мужчины был пять футов одиннадцать дюймов [29], вес сто семьдесят фунтов. Будет ли лицо Джесса походить на лицо, отпечатавшееся на плащанице? Я почувствовала благоговейный страх, смертельный испуг и устыдилась своей трусости, когда до меня дошло сходство.
Стоя ко мне спиной, Джесс небрежно спросил:
– Мама, ты будешь моим апостолом?
От этого вопроса у меня голова пошла кругом.
– Я? Твоим апостолом? Мария не была апостолом Иисуса.
Он обернулся:
– Она знала, кто он такой, еще до того, как узнали другие.
Я встала с шезлонга. Самоуверенность моя была на нуле.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Найди Царствие Божие внутри себя.
– Хорошо, но как?
– Помнишь горчичное семя?
Я слабо рассмеялась.
– Только не это опять!
Джесс подошел и взял меня за руки:
– Имей веру, мама. Верь моим словам.
– Ладно. Которым?
– «Проси́те, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» [30]. Ничего в Библии нет правильней этих слов, Madre, если ты не сомневаешься. Степень твоей веры определяет, насколько это обещание становится верным.
Я вспомнила, как Джесс сказал, что пришел в мир потому, что я и Феликс просили и верили. Это не было клонированием, но как такое могло быть?
– Почему так важно, чтобы я верила?
– Ты знаешь, что майя предсказали конец света двадцать первого декабря две тысячи двенадцатого года?
– Ну, он не наступил.
– В некотором роде наступил. Энергии земли восстали. Произошли подземные изменения. Для некоторых воцарится хаос, для других – великая радость. Если всё пойдет хорошо, человечество не уничтожит себя и землю. В конце концов все должны пойти по этому пути. Если моя собственная мать не отправится в путь, возможно, человечество обречено.
По моей щеке скатилась слеза, и во мне взорвалась горечь, которой я никогда прежде не испытывала. Я выпустила его руки, чтобы заломить свои.