– Волнуешься?
– Как кофе? – спросил Андрей невпопад. – Хорош? Дай-ка, я тоже выпью, а то не спал совсем сегодня. Крючит…
Он отошел в кухонный угол, выудил из ящика для посуды чистую турку, поколдовал у плиты, и они уселись за аппаратурной стойкой. Сначала молчали, поминутно поглядывая на часы, а потом Квира вспомнила, что давно хотела пересказать Андрею случайно подслушанный ею разговор об очередной жалобе на него в Академию наук.
И пересказала. Он немедленно ей ответил: пусть жалуются сколько угодно. Больше не будет ассигнований на бесконечные работы типа сотой попытки подтвердить потери японской эскадры во время боя с «Варягом»24 или определить с точностью до четвертого знака после запятой численное превосходство турецкой армии над русско-австрийской в Рымникской битве25. Будут только исследования, представляющие интерес для широкого круга специалистов, чтобы очередь за результатами выстраивалась, и только проекты, приносящие деньги. Если во всем мире индустрия так устроена, то почему в России должно быть иначе?
После этого разговор постепенно закрутился вокруг отношений Андрея с теми сотрудниками Центра прикладной хрономенталистики, которые эту концепцию не одобряли, сами себя называли «старой гвардией», а он их – лучшим доказательством того, что рост продолжительности жизни сослужил дурную службу науке.
Примеров его правоты было множество, а последним стало предложение провести несколько экспедиций, чтобы доказать гипотезу: запорожские казаки были аналогом европейского духовно-рыцарского ордена. Андрей рассказывал об этом Квире, как обычно негодуя, когда прошелестела входная дверь – пришел Олег.
Он поздоровался, хлопнув их по очереди по плечу, устроился справа в кресле и начал выводить из своего киктопа распечатки каких-то записок, рисунков и карт. Минут через пять под конвоем Феликса появился Крутюнов. Он был мрачен, опасливо поглядывал на Андрея.
«Ну, все, надо браться за работу», – подумала Квира. Она спустила Анно на пол и перевернула чашку на блюдце и глянула на получившийся узор. Он сулил ей легкую удачу.
«Ну и славно», – сказала она себе чуть слышно, встала и пошла к своему рабочему месту. Над ее креслом висела табличка: «Пост эпиго. Не подходить». Квира смахнула ее на пол, села и оглядела стол, в который была утоплена кювета с черной массой, до первого прикосновения напоминающая глину, а после – легкий слой пыли, рассыпанной по чему-то тонкому, но твердо-упругому, сверхрезиновому. Некоторые говорили, что так издали выглядит ребис средневековых алхимиков после стадии нигредо