Я сказал, что, конечно же, есть. Есть такие, которые трупами своих бывших жизней трамбуют пространство, которого раньше не было, там, за гранью. И благодаря таким людям у нас, у остальных, этого пространства становится больше. Мне бы хотелось написать об этом книгу – так я сказал.
– Книгу? – ты удивилась. – А сможешь? Видимо, нужно и самому каким-то образом быть причастным к тому, что пишешь, хоть краем крыла задевать. А ты разве герой? Не обижайся, но весь твой героизм лишь в полной отдаче мне. Это другое. Хорошее, но другое.
Долго ещё гуляли у залива, молчали. Наконец у меня мелькнула мысль, как мне показалось, хорошая, я улыбнулся и озвучил её:
– Хорошо. Я напишу другую книгу, про другого героя. А лучше, ты знаешь, давай напишем её вместе. Про мальчика. Всё выдумаем, пропишем, срисуем с других шаблонов, и, может, тогда я стану тебе ясней? Назовём его, например, Юрой.
– Да, – ты ответила, и я почувствовал, что снова тебя хочу. Хочу именно в это твоё «да», хочу долго и со стонами – и потащил тебя домой чуть не вприпрыжку.
– Ну это же так просто, – вот уже полчаса, как ты журчишь апрельским ручейком своего голоса. – Пойми, никто не винит тебя – да и не имеет права – за счастливый жребий сытого детства, нет, ну что ты. Ты получился добрым и чутким. Но именно получился, а «зависшие» возделывают себя сами. Нельзя выйти из болота, не попав в него, понимаешь?
Я понимаю, конечно, но, желая продлить радость прикосновения к твоему голосу, намеренно затягиваю наш якобы спор, пуская кораблики в журчание твоих звуков:
– А можно не попадать в трясину?
– Можно, – ты тиха и кротка, подобно песчинке со дна океана, но и тверда, как она же, ибо и у могучего седого океана недостанет сил раздавить тебя. – Но вышедший из грязи, поборовший в себе и вовне опасности хорошо знает их суть и не захочет вернуться в зазеркалье. А ещё знает, как не вернуться, ибо не просохли склизкие следы за спиной. И, наверное, сможет других уберечь.
– Не факт.
– Это у тебя не факт. А у нашего Юрки – самый фактовый такой факт, – у меня радостно мурлычет в груди, когда я вижу твоё упрямое топанье. А ещё ты поджимаешь губы, словно захлопываешь тетрадку с гербарием осенне-красных кленовых листьев, и я понимаю, что самое время согласиться.
– Согласен. Но тогда и у родителей его – как бы настоящих – тоже в душе саднить что-то должно. А то как же они обеспечат нашему мальчику трудности?