Другую категорию священнослужителей добавила присоединенная Малороссия. Здесь обычаи были другими. На протяжении нескольких веков местному духовенству приходилось выдерживать атаки католических и протестантских проповедников. Чтобы выстоять, большое внимание уделялось образованию. Функционировала Киево-Могилянская академия, в крупных городах – школы православных братств. Но подобная специфика и требования к священникам вызвали обратный перекос. Образованию стали придавать определяющую роль, ради этого жертвовали духовной принципиальностью.
Нередкой была практика, когда священнослужители или студенты ехали поступать в европейские университеты – хотя для этого они перекидывались в католицизм. Потом приносили покаяние, и украинские иерархи считали подобное вероотступничество оправданным. Легко отпускали грех, ставили образованных священников на ответственные посты. В Россию их приглашали учителями, консультантами. Хотя за границей они нередко заражались католическими или протестантскими влияниями. Из их среды иезуиты вербовали агентов. А когда возвысились Симеон Полоцкий и Сильвестр Медведев, на их сторону потянулась часть московского духовенства. Рассчитала, что у них сила, за ними будущее. Пора пристраиваться. Эти иерархи без разбора принимали все новшества, католические трактовки богословских вопросов, элементы латинских обрядов. Если так поучают придворные авторитеты – им виднее.
Активность проявляли не только папа римский и иезуиты. По Европе растекались слухи, что православие рушится. В надежде половить рыбку в мутной воде появлялись проповедники, вплоть до самых экзотических. Так, из Германии приехал Квирин Кульман – он пытался вообще создать новую религию. Поучал, что христианство должно объединиться с иудаизмом и исламом, и наступит «иезуитское царство», в котором люди будут жить, как в раю. И именно для этого пришел в мир он, Кульман – сам себя он величал «Сыном Сына Божьего». Устроившись на Кукуе, взялся набирать последователей.
Подавляющая часть русского духовенства поддерживала патриотическую партию, старалась отстаивать чистоту православия. Но… в богословских вопросах оно плохо разбиралось. А само православие сводило к формальному соблюдению обычаев и обрядов. Соблюдению праздников, постов. Похристосоваться на Пасху, окунуться в Иордани, пройтись крестным ходом, помянуть родных, приложиться к святым иконам (и обязательно «правильно» приложиться). По внешним признакам оценивались и ереси. Позволительно брить бороды или нет? Позволительно ли носить иноземную одежду? Сколькими перстами креститься? Признавать ли украинских священников или всех скопом объявить еретиками? Но за ожесточенными спорами о формальных обычаях терялась сама духовная суть!