– Прикажите выкатить меня в гостиную – там потолкуем.
Жених и невеста вышли из кабинета. В этот же вечер было решено до времени не объявлять о помолвке, а написать дяде и сестре в Шестово. Княжна Лида принялась писать письма. Князь со своей стороны написал брату. Письма были отправлены с тем же нарочным, который был прислан в город князем Александром Павловичем заказать номер в гостинице «Гранд-Отель» и уведомить князя Дмитрия о визите к нему Николая Леопольдовича Гиршфельда.
Нарочный уехал с вечерним поездом.
Долго, под наплывом новых ощущений, не могла заснуть в эту ночь княжна Лида. Ей представлялось, как обрадуется дядя, узнав о счастии своей любимицы, как будет довольна ее ненаглядная Марго.
Милый, хороший Тоня, как она мысленно называла Шатова, не выходил из ее головы.
Его поцелуи горели на устах.
Наконец, она заснула крепким сном юности, но сладостные грезы не переставали виться над ее золотистой головкой.
Не спал и Шатов.
Такая неожиданно близкая перспектива тихого семейного счастья, этого долго лелеянного им идеала, все еще казалась ему несбыточной мечтой и он с трудом верил в ее действительность.
Сон бежал от него, и картины одна другой заманчивее проносились в его воображении, а вдали, как бы в тумане, нет, нет, да и восставал все еще пленительный, но получивший какой-то мрачный оттенок, образ княжны Маргариты.
С тяжелой головой, после бессонной и бурно проведенной ночи, около двух часов дня проснулся в гостинице Николай Леопольдович.
Отперев дверь, он позвонил.
Явился лакей.
– Умываться и чаю скорей!
– К вам приходил человек от княжны Шестовой.
– От Лидии Дмитриевны?
– Так точно.
– Ко мне?
– К вам-с. Князь Дмитрий Павлович приказали долго жить.
– Умер?
– Скончались сегодня в ночь, под утро, я уж сбегал поклониться праху, на стол положили. Народищу страсть – весь город, любили их-с очень, хороший человек были, царство им небесное.
Николай Леопольдович остолбенел.
Весть о смерти вообще производит и на черствых людей тяжелое впечатление.
Это зависит от ее субъективности, от сознания неизбежности для каждого из нас переселения туда, «где нет ни печали, ни воздыхания», но где предстоит расплата за все совершенное в «земной юдоли».
Представление о такой окончательной расплате покоится на прирожденной в человеческом разуме идеи возмездия. Оно появляется рано или поздно у всех без изъятия, несмотря на глубокое убеждение иных в безотрадной «нирванне». Биографии величайших атеистов дают тому разительные примеры.