не играл в азартные игры «на деньги», разве что в «дурака».
Привожу эти подробности, чтобы показать и подтвердить абсолютно нормальный характер домашней атмосферы и уклада жизни в пору своего детства и отрочества, ничуть не стесняющие нашей свободы и дисциплинирующие лишь там, где полагается, поскольку родители и дети живут вместе, семейным укладом. Скажу больше, использовав слова Сергея Образцова: мне повезло на родителей, я их удачно выбрал. Не изображая из себя «учителей и воспитателей», они без нравоучений и лекций строили семейную жизнь так, что у каждого были свои права и обязанности и каждый нормально себя ощущал, занимая свое место. Никто не был обделен вниманием. Забегая вперед, скажу, что многое из старого, родительского уклада и образа жизни я перенял и пытался укоренить потом в своей собственной семейной жизни. Женат же я был дважды. В первом браке, возникшем в школьные годы, в основном, на «гормональной основе», родительский опыт построения отношений внутри семьи просто не пригодился. Всем «верховодила» супруга, против чего я не только не возражал, но и считал учрежденное ею распределение ролей и ответственности верным, не скрою, и очень даже для меня удобным. Жена, единственная дочь своих родителей, хороших педагогов – директоров средних школ, жила по усвоенным ею в их семье правилам, с чем я считался, или просто мирился, а она столь же терпимо (до поры-до времени) сносила мною усвоенный стиль жизни и поведения, где «общественное» явно превалирует над «личным», и семье уделяется явно меньше внимания, чем полагается. С годами обнаружилось то, что в «гормональных» браках рано или поздно нечто обязательно проявится, разрушив его изнутри. Что и произошло с нашим браком на седьмом году его существования: как и почему – расскажу дальше.
Понимаю, что представленная картина моего советского детства выглядит слишком гладкой и благополучной. Каковой, кстати, она и была на самом деле. Читатель знает немало иных, совсем не благополучных, напротив, очень драматичных примеров и образов тяжелого, «несчастного», детства тех времён – обездоленного неладами в семье, бедностью или, еще хуже, репрессивной судьбой родителей. Как описал, например, Василий Аксёнов злоключения «сына врага народа» в своей повести «Дети ленд-лиза», или как представлены страхи и переживания героя повести «Детство Лёвы» московского писателя Бориса Минаева, и другие жизнеописания из истории и мифологии советской реальности. Я имею в виду довоенное детство эпохи пионерских отрядов, и как оно менялось в период послевоенного восстановления и строительства страны, внутренне и внешне изменилось в пору наступившего и затянувшегося «застоя», не говоря уже о том, каким оно стало в стрессовые «лихие годы» постперестройки. Соглашусь с теми, кто считает любой опыт детства по сути своей трагичным, полным загадок несостоявшихся желаний и устремлений. Думаю, каждый из нас, вспоминая собственное детство, обнаружит тот момент, когда он почувствовал и обнаружил, что детство уже прошло. В следующих главах я расскажу, как расстался с детством, а сейчас опишу событие или эпизод, с которого это расставание началось.