А потом рухнул Союз. От 90-х в памяти осталась грязная полка плацкарта, на которой я по дороге на учебу в Киев был вынужден слушать из вагонного динамика прямую трансляцию «руховского» митинга возле Верховной рады, на котором под ликующие вопли толпы выступал Вячеслав Черновол.
Тогда я еще не знал, что это было начало эпохи «пятой графы». Теперь уже не только упадочной, но и кровавой.
К новым веяниям я оказался абсолютно равнодушен. В моих глазах идею всепобеждающей силы национальной принадлежности дискредитировала не только ее тупиковость и бесплодность, но и интеллектуально-нравственные качества ее носителей. Каким-то удивительным образом сознательными («свидомыми») украинцами-активистами почему-то становились либо откровенные подонки, либо законченные идиоты. Причем, как правило, сельского происхождения. В стране произошла резкая смена идей и лозунгов, но их носителями оставались люди советского психотипа, из которых когда-то состоял партхозактив УССР. «Горячая вера» в дело Ленина плавно переросла в «горячую веру» в дело Бандеры. Одни идеологические штампы заменили иными, но при этом сволочи и кретины остались на руководящих постах. Их молодую поросль я имел возможность наблюдать в студенческие годы в университете. Возникало ощущение дежавю. Мне казалось, что советский режим не умер, а просто вывернулся на свою «жовто-блакитную» изнанку.
Все это настораживало и изрядно напрягало. Вера в светлый путь национализма у меня умерла, так и не родившись, в первый день украинской «нэзалэжности», потому что я видел, как умирал советский режим с его верой в светлый путь коммунизма. Эти пути пролегают в одной тоталитарной колее. В украинстве я видел лишь пародию на советскость.
Гораздо позже я понял, что одинаковое восприятие мной националистического и коммунистического обществ возникало вследствие их одинаковой фальшивости. В независимой Украине, как и в Советском Союзе, говорили и говорят одно, делали и делают другое, а думали и думают третье.
Каким-то непонятным образом я чувствовал, что украинскость это лишь симуляция. Причем симуляция того, чего на самом деле не существует, – симуляция самой себя. Но любая симуляция неинтересна, если человек чувствует или знает, что перед ним именно она. В юности я не был знаком с работами Бодрийяра и не