— Умница, — хвалит Ярик. — Так держать.
В ресторане мужчины делают заказ, а мы с Мариной пытаемся делать вид, будто не замечаем друг друга. Пьем красное вино, улыбаемся.
— Знаете, почему вымерли динозавры? — Петр Петрович заводит разговор на излюбленную тему.
— Почему? — обреченно переспрашивает Марина и закатывает глаза.
Чувствуется, ее уже достали и эти динозавры, и вечер в моей компании. Но ее потеря — моя находка.
— Почему же? — интересуюсь и преданно заглядываю в глаза Петру Петровичу.
— Они поверили, что в естественном отборе главное не победа, а участие, — хихикая, как мальчишка, отзывается он.
Я непонимающе хлопаю глазами. Обмениваюсь взглядом с Иваном.
— Кажется, то была шутка, — замечает Ярослав. Приказывает: Смейся! Хохочи так, будто это самое смешное, что ты слышала в жизни.
Выполняю, но без особого энтузиазма. Жалею, что обещала во всем слушаться Ярика. Как же это неприятно ― пытаться угодить мужчине. Смеяться над дурацкими шутками. Болтать про долбаных динозавров, которые меня совершенно не интересуют.
— Не вздумай поднимать тему работы, — продолжает руководить Ярик. — Лучше сделай Петруше комплимент. Повали за что-нибудь.
— Вы такой умный, — замечаю с придыханием. — Так много знаете о динозаврах.
Петр Петрович счастливо улыбается. Подливает мне в бокал вино, одаривает обожающим взглядом. Боже, как мало ему надо для счастья.
А я чувствую себя Лючией, которая сдвинулась от любви. Будто бы тоже живу в воображаемом мире, чьей-то чужой, не своей жизнью.
— Проводи меня до дома, — требует Марина у Петра. Кладет ладонь ему на локоть, многообещающе подмигивает.
— Использует запрещенный прием! — объявляет Ярик. — Срочно нужен контрудар. Меткий и действенный.
Смотрит на бокал в моей руке, хитро прищуривается. Размаивается и дает мне пощечину. Удара не чувствую, но дергаюсь. Вино выплескивается из бокала прямо на белоснежную рубашку Петра Петровича. Стекает по его брюкам.
— Неловкая корова! — обвиняюще рычит Марина. — Смотри, что наделала!..
Хватаю со стола салфетку и бросаюсь к Петру. Пытаюсь оттереть вино с его одежды. Промакиваю рубашку, осторожно касаюсь брюк.
Слышу ехидное хихиканье Ярослава за спиной.
Поднимаю голову и натыкаюсь на разомлевшее лицо Петра Петровича. Губы его растянуты в дурацкой полуулыбке, глаза осоловели.