Куда бы я не посмотрел тем днем в отделе продаж всю превращалось в
невообразимых цветов наброски и сюжеты достойные кисти великого
художника. Вот оно. Началось подумал я, спеша с работы домой. Как
выяснилось дома это было всего лишь похмелье. Выпив полбанки
холодного рассола, я рухнул на стул перед мольбертом и уставился в
шедевры прошлой ночи. Что-то в них определенно было. Мой потенциал
начал раскрываться: динамика, линии, точки композиции. Я решил
отнести их Н. чтобы узнать мнение профессионала.
Н. был сдержан в комментариях. Конечно, подумал я, никто еще так
легко не признавал чужого величия. Нужно время и известность.
Однако, три пылающих яркими красками холста определенно заставили
его задуматься. Он покрутился вокруг них. Сказал, что-то в них
есть. Но идеи необходимо доработать, а то как-то это всё сыровато.
За ночь масло не успело высохнуть – конечно сыровато. Не могу
сказать, что сильно расстроился из-за его слов. Еще из «Сто великих
шедевров за день» я помнил, что величие так просто не дается.
Кто-то уши отрезает, кто-то умирает. Но отчаиваться и тонуть в
пораженческих настроениях - не мой удел.
В доработках и доведении холстов до дела прошёл еще один месяц. И
как я ни старался результаты мне самому не были по душе. Что-то
словно блокировало то самое величие. И в очередной раз отчаявшись я
побрёл к Н. на мероприятие по поводу продажи его очередного
шедевра. Буйное веселье, трансцендентные музыкальные мотивы. Я
напился и нанюхался от души. Взволнованный и в приподнято-пьяном
духе я залетел в квартиру и не снимая верхнюю одежду принялся
творить. Казалось, что сама кисть вела мою руку. Мазки один за
другим ложились ровно, краски смешивались в идеальную палитру.
Закончив три моих великих проекта, я аккуратно вывел свою подпись
на каждой из них. Душа пела: М. К. Обессиленный и абсолютно
счастливый я провалился в сон.
Когда проснулся я не помню, но как только встал со всех ног побежал
к Н. Тем временем на работе у меня появился первый прогул. Н. еще
не оклемался от прошлой ночи. Волна моих расспросов и назойливость
застали его врасплох, и Н. не сдержавшись и с раздражением выдал
мне все, что думал о моём творчестве и поиске верного пути.
Ошарашенный я потерял дар речи: невежа, дилетант, любитель,
менеджер-самородок, деревенщина. Н. не стеснялся в выражениях и
метафорах. Постепенно от его встревоженных воплей стали просыпаться
другие люди искусства, которые пристроились в небольшой квартирке
на ночь кто где. Их помятые лица и глухое равнодушие очень обидели
меня. А ведь еще вчера мы были почти друзьями и рассуждали о
безграничном потенциале, дремлющем в каждом человеке. При всём при
том ни один из них не выразил никаких эмоций по поводу моих
работ.