Наверное, я никогда не забуду того ужаса, с каким бежал в атаку,
не забуду лица первого убитого мною немца. Глаза закрою – и вот
оно, передо мной, будто только что штык прошил его живот. Не
забуду, как горели танки и как бежал живой факел – немецкий
танкист. Он даже не кричал – бывалые бойцы после сказали, что у
него сгорела гортань, он уже и звука не издал бы…
Хотя сейчас пламя небольшого костерка, обложенного выломанными
кирпичами, не напоминает мне о сожжённой бронетехнике, о погибших
людях; оно лишь приятно согревает кожу лица и руки, пробуждая в
душе совсем иные воспоминания.
…В детстве я очень любил развести костёр с отцом, потом с
друзьями, любил смотреть на него и вести неспешные, а когда весёлые
или чуть грустные разговоры. На секунду я словно перенёсся туда – в
беззаботное, счастливое время, когда были живы все родственники,
друзья и родные…
Сам я родом из-под Тербунов, совсем недалеко от Ельца. Село
немалое, можно сказать – богатое. Было.
Не хочется вспоминать о плохом: как умирали люди в деревне во
время голода, как раскулачивали крепких хозяев. Как, считай, ни за
что посадили нескольких сельчан – вроде как «своровали».
Я и сам себе не могу сказать, справедливы ли были эти аресты.
Боюсь? А чего бояться быть честным хотя бы с самим
собой?
Может, того, что, признав неправду душой, мне дальше придётся с
ней жить? Или захочется попробовать что-то с ней сделать, что-то
изменить? Да кто знает… С одной стороны, люди воровали
государственную собственность, что требует наказания само по себе.
С другой – да сколько они там своровали? И что?! И ради чего ведь
брали или утаивали – семью прокормить, близких сберечь! Разве это
плохо? И кто бы позаботился об их родных – колхозное начальство?!
Что-то не верится, им бы лишь план выполнить.
Ох, не нужны сейчас мне эти мысли… Но отчего-то я снова и снова
к ним возвращаюсь. Может быть, потому, что костёр, так долго и
приятно горящий, пожирает выломанные после артобстрела доски и
куски шпал, в то время как мы топили печи соломой? Так ведь и ту
брать запрещали! Или, быть может, потому, что я сегодня на ужин
съел две порции перловки с тушёнкой, а в деревне мясо видел только
на Пасху да на осенний забой скота?
Тяжело всё понять. Умные люди говорят (а партийные работники,
что на деревне, что в армии, учат), что коллективизация была
вынужденным шагом, необходимым для строительства новых заводов,
производства танков, самолётов, станков. Наверное, они правы. Но
только все эти умные люди из города, а из деревенских никто за
колхозы спасибо не скажет. Да и что говорить, если в первый год,
выполняя и перевыполняя план, забили столько скота и столько хлеба
изъяли, что смогли лишь отчитаться о перевыполнении плана. Вывезти,
укрыть – никто этим не озаботился. Всё погнило…