Тяжёлый удар сзади.
Тьма…
* * *
Очнулся я вечером. А может, ночью. На чудом уцелевших часах с
трудом разглядел время – 19:37.
Город освещается огнём пожаров. Стрельба раздаётся где-то очень
далеко, примерно в районе моста.
Хорошо слышны работающие моторы, не приглушённая немецкая речь.
Кто-то поднимается по лестнице.
Невероятно, дико хотелось пить. А ещё сильнее – жить.
Невероятно, всеобъемлюще – я ещё никогда не хотел так жить.
Или, по крайней мере, на секунду, на долю секунды увидеть своих
родных. Семью. Отца и маму. Брата, племяшей… Хоть на секундочку,
чтобы успеть сказать – простите! Обнять, почувствовать их тепло, их
запах!
Я больше никогда их не увижу. И это мучительно горько.
Пронеслась мысль – сдаться в плен, попросить пощады, выжить!
Нет. Стало чуть легче дышать. Хорошо всё-таки побеждать свой
страх. Хорошо, когда отступают сомнения. И хорошо, что рядом нет
моих родных.
Я сделал всё, что смог, чтобы остановить врага. Сделал всё, что
смог, чтобы защитить свою землю. Несмотря на это, враг оказался
сильнее.
Хотя почему сильнее? Скольких я убил, хотя бы сегодня? И ведь
они уже не смогут насиловать и убивать. Возможно, среди них были
убийцы моей семьи.
И теперь мои родные будут жить… Может, нет. Может, все жертвы
напрасны. Может, они нас сломят, сделают рабами – тех, кого захотят
оставить в живых. Я уже не узнаю.
По ступеням поднимаются очередные убийцы. Они идут добить. А я
лежу неподвижный. И сейчас они убьют меня, а я ничего не смогу
сделать.
Рядом лежит Жека. Какой был воин! Как много ты помог! Прости,
что повёл тебя на смерть. Но ты хотя бы ушёл быстро. А я вот умираю
второй раз, и помочь мне некому. И шанса выжить – нет. И даже
защититься нечем.
Немецкие голоса уже совсем близко.
Я пытаюсь потянуться к кобуре. Тщетно – рука слушается, но
пистолет я оставил внизу. Горькая усмешка кривит мои губы.
Но, сдвинувшись чуть вправо, я почувствовал под боком
металлическую тяжесть гранаты. Сердце начинает биться от бешеного
волнения. Я же не использовал эргэдэшку!
Быстрее достать её, повернуть предохранительную чеку, скрутив
рукоять гранаты…
Немцы входят. Их четверо. Осматриваются: им интересно, кто
сегодня занял колокольню, кто попортил так много крови.
То, что я жив, замечает один из фрицев. Делает знак рукой:
смотрите, есть раненый. В руках у него винтовка с примкнутым
штык-ножом, что смотрит на меня. А я незаметно встряхиваю гранату,
будто судорога передёрнула тело…