Так что торжественность предсмертного момента я прочувствовал
сполна. Паники, слава Богу нет, скорее отрешённость; мысленно я
вновь возвращаюсь к прожитой жизни, перебирая в памяти возникающие
образы и пытаясь воскресить то лучшее, что когда-либо со мной
случилось. Вот и слова на ум приходят какие-то необычные,
торжественные, что ли.
…Видимо, командиры думают схоже со мной; по крайней мере, по
цепочке переданный приказ является как бы ответом на мои мысли:
«Отбой, подъём в 3 утра. Костры не жечь! За демаскировку –
расстрел! Ночью идём на прорыв».
Думаю, комбат решил правильно: в лесу погибнем точно, даже если
сумеем отбить одну атаку. А на прорыв патронов должно хватить. Ну и
в темноте есть шанс приблизиться к немцам поближе.
Хотя… Вон, пускают осветительные ракеты каждые 5 минут. Небось
тоже понимают, что у нас только один шанс есть, с боем прорваться;
уж наверняка растянули пулемётчиков, всю ночь фрицы дежурить будут.
Эх, оно бы сейчас ударить, пока они не полностью развернулись!
Впрочем, командиры на этот счёт имеют своё мнение. Бойцам отдых
дать нужно, это факт; ну и потом, с 4 до 5 утра – самые тяжёлые
часы ночного дежурства. Наверняка тогда и будем бить, попробуем
фрицев взять тёпленькими!
…Ёлок в лесу мало, так что постелить еловых веток под себя не
получается. Ну и шут бы с ними, да только у меня и ватника нет.
Сейчас бы ещё одну шинельку под себя (да на веточки), на тело
ватник, ещё одной укрыться, да костерок развести из толстых
древесных плах, одна на другой, чтобы всю ночь огонь горел, – как
хорошо! Но ничего этого нет, кроме единственной шинели; холод и
волнение не позволяют мне уснуть. Вскоре, ведомый желанием провести
эту ночь не в одиночестве, я устраиваюсь в кругу таких же
истомлённых холодом и страхом бойцов.
Отвлечённые разговоры красноармейцев о доме, о семьях, о
девушках убаюкивают. Некоторые мои товарищи уже сидя кемарят,
опершись на стволы винтовок, утопленных прикладами в снег.
Постепенно сонная хмарь, сквозь которую я вижу Анькино лицо и
крупную, словно налитую грудь, сковывает и меня. Но сон мгновенно
рассеивается, когда кто-то из сидящих в круге бойцов приглушённо
вскрикнул:
– Братцы, СТРАШНО! Страшно умирать!
Вот тебе и Анька. Зараза, какой сон спугнул! Но слова
неизвестного бойца находят слишком живой отклик в душе…