― Понятно. Ты сегодня ела что-нибудь?
– Ела, ела, не беспокойся, - ответила Сайха беспечно и помимо
воли сглотнула набежавшую слюну. Сегодня ее едой был только тот
самый пакетик с жареной картошкой.
― Если будешь так же плохо питаться, можешь ко мне вообще больше
не приходить. Мне ходячие мощи без надобности. Мужчинам кости
интересны только в супе.
«Много ты понимаешь, что интересно мужчинам в женщине!» ― чуть
было не сдерзила Сайха, припомнив того дядьку с потребностью бюста.
Но сдержала злословье на языке ― обижать Таифа не следовало.
― Ну что там у тебя случилось? ― сварливо спросил Таиф, и она
ответила:
― Меня с завода уволили.
― Ясно, ― сказал он равнодушно. ― И ты думаешь начать
зарабатывать порнушкой? И что теперь?
― Не знаю, ― ответила она.
Он отошел на несколько минут, а когда вернулся, поставил на стол
перед Сайхой открытую банку рыбных консервов и положил рядом кусок
подчерствевшего хлеба и вилку.
― Спасибо, ― Сайха благодарно посмотрела на него.
― Угу, ― ответил он и ушел в проявочную, погасив по пути большую
часть ламп, направленных на подиум.
Стыдясь голода, Сайха проглотила консервы и начисто вытерла
банку последним кусочком хлеба. Потом оставила только местный свет
на трельяже, открыла косметический набор и начала наводить на лицо
красоту. Когда она подкрашивала губы, заметила, что возле
отдернутой занавески, прикрывающей вход в студию из коридора, стоит
незнакомый человек и в упор смотрит на нее прозрачными холодными
глазами. Она оглянулась на него досадливо, но этот тип и не думал
переставать пялиться. Он лишь мельком глянул ― «выстрелил
взглядом», подумала Сайха, ― ей в глаза и снова принялся равнодушно
ощупывать… нет – обмерить дальше ее фигуру спокойным, безразличным
взглядом. Лицо его было в тени, и видеть его она почти не могла, но
то, что взгляд был именно таким, каким смотрят из простого
любопытства на статую в музее (вот, мол, древняя, знаменитая, а что
в ней такого ― мрамор мрамором), Сайха чувствовала. Да и каким
другим еще может быть взгляд у человека, который уединяется с
Таифом в проявочной. «Тоже эстет», ― подумала Сайха, нисколько не
раздражаясь. Да и аха с ним, пусть пялится.
Она нанесла последние штрихи, полюбовалась на себя в зеркало ―
«эстета» уже видно не было, ― потушила свет на трельяже и, сняв и
так уже размотавшееся полотенце с бедер, прошла к подиуму и нырнула
в прохладный шелк постели. Еще с минуту она согревалась, с
удовольствием чувствуя роскошь простыни, легонько потягиваясь под
легким, но теплым одеялом, чуть напрягая и расслабляя уставшие за
день ноги. Потом напомнила себе, что нельзя размазать косметику, и
заснула. Свет, направленный на подиум, ей помешать не мог.