– Девять франков, мадмуазель.
Насчет злости она ошибалась. Просто надо было подписать еще кучу
ярлыков и костюм был хорош на рассвете, когда только выставили
стол, а сейчас, ближе к полудню, даже расстегнутые пуговицы не
помогали, у англичан шерсть хорошая, плотная. Лагера бы холодного…
или хотя этого нового баварского советского. Но это все была не
злость, так – досада. А где-то в глубине души уже начинали звенеть
тревожные звоночки, что Мастер с Котом задерживаются.
– Вы не ответили на мой вопрос. Что, так мало платят?
Наверное, она просто совершенно не привыкла к подобному…
обхождению. Мелкий продавец в глазах большинства не полноценное
существо, а так, приставка к товару, обязанная стоять в позе "чего
изволите?" Есть, конечно, классы обслуги повыше, к примеру, тот же
Косторез любит повторять: врач продает пациенту в первую очередь
себя, а уже потом умение лечить. Вот и сейчас перед ним уже
небольшая очередь выстроилась – а ведь на самом деле такого
мизантропа, как наш доктор, искать лучше где-то в центре Сахары или
в Арктике. Он и нас-то с трудом переносит.
– Мне платят за другое.
Я сделал паузу, но эта… мамзель все не уходила – стояла, словно
ждала продолжения, хотя за чтение просветительских лекций мне уж
точно давным-давно никто не платил.
– Зачем вам оружие?
– Некоторые… – небрежный жест в сторону шатра напротив. Ага,
значит, все-таки прав был, не одна сюда явилась, – бывают
слишком…
– Назойливы?
– Настойчивы.
Вздохнув, я потянулся за одной из лежащих на столе коробок,
осторожно надорвал старый картон и несколько патронов тут же
просыпались в дыру, весело сверкая на солнце. Очень маленьких
патронов.
– Из "двадцать пятого" легко убить, но сложно остановить.
Особенно, – я замялся, вспоминая, как будет по-французски "кабан" и
в итоге остановился на немецком, – wildschwein. Если пуля не
пробьет череп… однажды я видел мертвеца с пятью дырками от
"двадцать пятого". Тот кто стрелял, лежал рядом – его убили голыми
руками.
Это было в Оклахома-сити, в переулке, один – небольшого роста,
черные кудрявые волосы, наверное, итальянец, но по кровавому месиву
на месте лица сложно было что-то сказать – валялся на земле. А
второй, раза в полтора его побольше, с явной примесью индейской
крови, сел рядом, облокотившись на стену – так и не встал.
Раскрытый пузатый саквояж валялся дальше по улице. Его содержимому
– флаконам из темного стекла с этикетками "лекарственные настои"
–местные по большей части уже приделали ноги, но парочка разбитых
осталась, наполняя прокаленный воздух сивушным запахом. Два мелких
бутлегера сошлись на одной дорожке, "