Он выглядел рядом с ней как паж при вздорной королеве. Высокий, нескладный, кучерявый. Слишком правильный. Слишком скучный. А она — дерзкая разбойница, заводила, хулиганка. Яркая, бойкая, смелая. Она просто не могла не нравиться. И нравилась всем. Она росла такой красавицей, что не только старшеклассники, взрослые мужики сходили с ума. А Илья стал, наверно, самой первой, но самой стойкой её жертвой.
Что он нашёл в ней — было очевидно.
Что она нашла в нём — для него так и осталось загадкой.
Но то, что их связывало, сразу было чем-то больше, чем дружба. Сильнее, чем родство душ, когда оторвать одну от другой, не повредив — невозможно. Глубже, чем просто понимание — что-то на уровне интуиции и инстинктов: она читала по его лицу правильно ли отвечает урок, он — по её глазам куда они пойдут после школы.
Они всегда были одним целым. Неделимым. Спаянным. Единым.
Между ними невозможно было встать, вбить клин, втиснуться.
Но слишком много было тех, кто пытался.
И Ваграм постарался на славу….
Илья потерял сознание, когда ему сломали ногу. Удар. Хруст. Боль. И он отключился.
А очнулся — белый больничный потолок, обе ноги в гипсе и на фоне чистого голубого неба башня Си-Эн Тауэр за окном.
— Эрика! — стало первым словом, что он произнёс.
— С ней всё в порядке, — мать отложила журнал и её тонкие губы презрительно дёрнулись. — А вот тебе месяц придётся пролежать в гипсе.
— Как я оказался в Торонто? — упал он обратно на подушку.
— Сынок, — она встала. Элегантный брючный костюм резал глаза белизной на фоне голубых стен палаты, но Илья не отвернулся. — Когда тебя притащили без сознания и бросили на крыльце дома со словами «пусть убирается или в слэдущий раз убьём» у меня был небогатый выбор. Клиника, перевязка, гипс, уколы, частный самолёт — и ты в безопасности.
— А Эрика?
— О, да, она приходила. Пришлось сказать ей, что ты срочно уехал — несчастье с нашей двоюродной бабушкой в Гваделупе, а телефон сел, — вытянув руку, равнодушно оценила она свои идеальные ногти, давая понять, что могла наплести любую чушь, в том числе и настолько достоверную, что Эрика бы ей поверила. Засунула руки в карманы и посмотрела на Илью в упор. — А ещё я сказала, чтобы она устраивала свою жизнь без тебя. А не висела кандалами на твоём будущем.
— Ты же знаешь, что как только смогу ходить, я вернусь. Даже если не смогу — поползу, но вернусь, — а вот теперь он отвернулся.