Потом поехал в Александровку. Там строительство продолжалось,
невзирая на зимнее время – рубили срубы для школы и больницы, такие
же рубленые двухэтажные дома предназначались для рабочих – когда
коляска подъехала поближе, явственно ощутил приятный запах
смолистого свежего дерево, да и вид новых домов радовал глаз.
Заметил, что новый цех все же перекрыли, а окна и двери заколотили,
так хоть снег не попадет. Парамонов встретил меня на строительстве
– молодец, не сидит в кабинетике, а шевелит народ. Поздравил его с
премией в две тысячи рублей за разработку пишущего узла по моей
идее, сказал, что перо запатентовали и есть спрос, надо срочно
строить цех.
Посоветовались, где его строить и все же решили, что в Купавне,
там основная химия, а медные работы мы уж как-то перенесем.
Попросил дать задачу мастеру, изготавливающему пишущие узлы
наладить их производство в возможно большом объеме – не менее двух
тысяч в первые два-три месяца с увеличением вдвое каждый месяц и
доведением до тридцати двух тысяч штук в месяц. То есть, в этом
году мы должны продать не менее двухсот - трехсот тысяч штук наших
перьев, иначе затея не окупит вложений. Я рассчитываю на продажу в
полмиллиона перьев, на этот объем надо закупать сырье и станки и
нанимать людей.
- Цена завода должна быть не более 80 копеек за перо, причем
себестоимость не должна превышать сорока копеек – сюда входят все
издержки на материалы, оборудование, стоимость зданий, транспорт,
зарплату рабочих и мастеров, ну ты и сам лучше меня должен знать,
как рассчитать себестоимость и маржу. Подумай о выпуске не только
дешевых ручек в деревянном корпусе, но средних по цене, но уже в
металлическом корпусе из латуни и дорогих, в серебре, – я вытащил
из кармана одну из подарочных ручек в серебре и вручил ее
директору:
- Вот, Мефодий, владей и всячески ее демонстрируй на переговорах
с партнерами, подписывай бумаги и вообще, когда директор пользуется
своим изделием – значит, оно того заслуживает.
24 января 1892 г Севастополь – Ливадия.
Крым встретил меня довольно холодной и ветреной погодой, даже
неприятно было ехать по Приморскому шоссе в Ливадию, подняв
воротник шинели и сунув ноги под кожаный фартук коляски с поднятым
по случаю ненастья верхом. Море было серым, по нему бежали
серо-стальные волны с белыми барашками. Такие же темно-серые
дождевые облака надвигались с моря на сушу. Моросил мелкий
противный дождь, который ветром заносило под верх коляски. Вот вам
и Крым, всесоюзная здравница, может, надо было Георгия в Италию, на
Капри отправить – жил же там Горький-Буревестник, не тужил, хотя
тоже туберкулезником был.