Снова прерывистый вздох и короткий взгляд на взбурлённые простыни и покрывало. Даша пожала плечами и вернулась в кресло, возвращаясь в любимую позу, а я пока, как смог, наскоро застелил диван, присев с краю.
— Ну? — слегка нетерпеливо потребовал я.
— Дим, я правда не хотела помешать, — она встрепенулась, чтобы подняться, но я взглядом пригвоздил её к месту. Сглотнула, а лицо снова приняло вид послевкусия от съеденного лимона и, опустив глаза и сжав свои пальцы на лодыжках, Даша заплакала навзрыд: — Извини-и, я идио... о... тка... На… до бы... ло позвони... ить...
Сердце болезненно сжалось. Я сорвался с места и сел на пол рядом с ней, погладив голень. Чёртов Андрей! Был бы сейчас рядом — хорошенько бы врезал ему.
— Даш, всё в порядке. Помнишь? Мой дом — твой дом.
Она поймала мой взгляд, в очередной раз всхлипнув, и начала успокаиваться под его действием. Так всегда происходило. Стоило ей расстроиться, я брал её за руку и не отводил глаз от её изумрудов, а она почти мгновенно им доверяла и успокаивалась. Моя маленькая ранимая глупышка.
— Привет, Даша, — промурлыкала Настя с прохода. Уже полностью одетая. В шикарном сарафане бирюзового цвета, подчёркивающем её сногсшибательную фигуру. Моя красотка. — Дим, можно тебя на минуту?
Я вернулся взглядом к Даше — ушла в себя, немного зарумянившись. До сих пор стыдится, что будто бы помешала нам.
— Да, — кивнул я. — Сейчас вернусь, — тихо сказал Даше, вставая. Она промолчала, уткнувшись лбом в колени.
Пройдя за Настей на кухню, я с удивлением обнаружил на столе две кружки дымящегося кофе. Золото, а не девушка. И когда успела? Потом до меня дошло, что кружки только две. Нахмурившись, я посмотрел в озабоченное лицо моего чуда.
— Дим, я поеду. Такси уже вызвала, — улыбнулась она, взяв меня за руки. — Даше нужна твоя поддержка, а в присутствии меня она не сможет расслабиться. Никогда не могла.
— Глупости, — возразил я, но лишь по инерции. Дашка и правда всегда вела себя сконфуженно при Насте. Я это списывал на её неуверенность в себе. Красивые и уверенные в себе девушки были её ахиллесовой пятой. — В этом нет необходимости. Останься. Она выговорится, и я отвезу её домой.
— Не будь ослом, — нежно рассмеялась она. — У неё женское горе, а единственный, кому она может пожаловаться — ты. И лишние уши здесь... будут лишними.