Заклинатель вздохнул. Он ласково
погладил бархатную морду, позволил лизнуть ладонь, и зашептал
заветные слова, полностью растворившись в звере. Отвлечешься,
упустишь тонкую нить связи, и оглушенная болью медведица не простит
— разорвет в один миг. А теперь тыкается горячим носом в ладонь,
дышит тяжело и двигаться боится, чтобы не навредить хрупкому
человеку.
Рэми улыбнулся и осторожно сел на
землю. Зная, что сидеть придется долго, заранее устроился
поудобнее. Положил голову медведицы себе на колени, продолжая
гладить круглые уши, и все время шептал, усмиряя боль, погружая
дикого зверя в ласковый тяжелый полусон. Стало хорошо и спокойно.
Медведица расслабилась, темные глаза ее затуманились, пасть чуть
приоткрылась, выпуская кончик розоватого языка.
Все так же осторожно, плавно,
стараясь не разбудить раненого зверя, Рэми подозвал сидящую на
перилах белку. На миг сжился с неугомонным зверьком и попросил его
бежать к матери. Белка подчинилась. Вскарабкалась на калитку и
выпрыгнула во двор. Вновь где-то вдалеке залаял, но не угнался за
шустрой красавицей Клык, а медведица на миг подняла голову, но
вновь успокоилась, убаюканная ласковым шепотом.
Мать появилась сразу, да не одна — с
бледной Лией. Посмотрев на раненного зверя, опустилась перед ним на
колени, вполголоса приказала дочери принести какие-то травы, а
также ее сундучок. Вновь зарычала, на этот раз угрожающе,
медведица, и Рэми мгновенно взмок, почувствовав горький привкус
тревоги. Удерживать волю огромной гостьи стало сложнее, и мир
поплыл, а потом и вовсе исчез, застыв в ожидании за пеленой
тумана.
Заветные слова лились с губ, пальцы
все так же не уставали поглаживать нос, скулы, круглые уши. Вновь
нос, вновь скулы… бархат шерсти, чуть ощутимый звериный запах. Рэми
закрыл глаза, еще больше погрузившись в почти живую ласковую
темноту. И стало все равно. И боль медведицы перетекала в руки
мягким потоком, и собственная воля слилась с волей сильного
животного.
Рэми краем сознания улавливал песню
ручья где-то вдалеке, тихие, едва слышные разговоры, мягкий шелест
листвы. Чувствовал запах крови и осторожное прикосновение пальцев к
рваным краям раны. А потом резкую боль, что будила в душе огонь
гнева. И трепет в ответ на каждое прикосновение иглы. Вместе с
медведицей дрожал от боли, но лил, лил на огонь благодатную воду, и
чуть было не упал, когда мать наконец-то закончила обрабатывать
рану, а медведица заснула.