Мальчику хотелось убежать, но он шёл, ведь он же был таким
взрослым.
В смотровом кабинете доктор вымыл прутья и поставил их в вазу с
водой, оставив только один прут.
– Снимай одежду, – сказал он, и голос был совершенно обычный:
негромкий и спокойный.
– Ты что, собираешься меня бить? – взвился Аний. – Меня?
– Я полагаю, тебе необходимо именно это.
– Но я не хочу! Я вообще не желаю больше тебя терпеть! Кто ты
такой! Как ты смеешь! – выкрикнул испуганный Аний и понял, что рта
лучше было не открывать.
Взгляд Домато потяжелел. Дрожащий мальчик попятился и сам не
понял, как выскочил в коридор.
Это было неправильно. Несправедливо. С ним нельзя поступать
так!
Он несся по коридору и все, попадавшиеся ему на пути, казалось,
оглядывались и смеялись в спину.
Аний влетел в свою каюту, а не в капитанскую, где он с
удовольствием торчал последнее время, и заперся изнутри. Ему
казалось, что Домато придёт и попытается вытащить его отсюда.
Но никто не пришёл.
К вечеру юный эрцог усвоил, что бывают пытки неизведанностью и
одиночеством.
В полёте была доступна только корабельная связь, и ему не с кем
было даже поговорить.
Он пытался читать. Пытался написать письмо отцу, но не сумел
побороть стыда.
Пытался написать друзьям, но тоже не находил слов, чтобы
пожаловаться или спросить совета.
Да у него и не было друзей, которым он мог бы доверить такое
сильное переживание. Раньше он мог бы довериться Домато, но
теперь...
Наконец он просто очень захотел есть. Вызвать стюарда казалось
ему верхом глупости – стюард и был, по его мнению, главным врагом и
зачинщиком этого беспредела.
Пришлось пробираться в столовую самому, через силу отвечая на
приветствия членов экипажа и свитских. Анию казалось, что все
усмехаются про себя, здороваясь с ним.
Голод тем временем пропал, оставив боль и тяжесть в желудке.
Он не дошёл до офицерской столовой, вернулся, снова запер
магнитный замок.
Уснуть, однако, не смог. Только часа за два до утреннего сигнала
задремал ненадолго, и тут же был выброшен из сна.
Не корабельной сиреной. До неё ещё оставалось достаточно
времени, чтобы одеться, умыться, почистить зубы. И ещё постоять в
полутьме коридора, дожидаясь, когда же зашипят раздвижные двери,
замыкающие по ночам корабельные сектора, и разгорится свет.
Потом он быстро пошёл по центральному коридору. И чем быстрее
шёл, тем явственнее растягивалось время.