Мастер Эйче прервал свой монолог и кивнул сам себе:
– Трудно я сказал. Но вы сможете посмотреть, как это бывает.
И он обернулся ко мне.
Я слушал и не понимал. Мне не хватало языковых навыков, чтобы
уловить все нюансы. Но я чувствовал, что сказанное связано со
мной.
– Ничего, – сказал мастер Эйче. – Поймёшь. Ты же убивать сегодня
хотел?
Я промолчал. Не его дело, чего я хотел.
– Или умереть? – он протянул мне меч.
Я тяжело вздохнул. О драке я знал достаточно, мне было мало его
сорока, но много его одного.
Но это было неважно. Потому что ничего, кроме тоски и скуки, я
не испытывал, глядя на оружие и толпу мечтающих стать
болванами.
Тягостное ощущение, приковавшее меня к Кьясне, всё усиливалось.
На траве среди деревьев мне было чуть легче. Всё, что я хотел
сейчас – выйти наружу.
Я уже один раз позволил сегодня поиздеваться над собой и
привести меня сюда. Больше такого не повторится.
Что позволено Дьюпу, то не позволено больше никому. Пусть сами
носятся со своими игрушками.
Кинжалы духа, блин, мечи ещё чего-нибудь. Мне и на Гране хватило
этой херни…
И я почти развернулся, чтобы уйти.
Почти, потому что на пути вырос мастер Эйче, и навстречу мне
блеснула стальная полоса лезвия.
Уклониться я уже не успевал. Как не успевал испугаться,
пожалеть, подумать.
Миг занесённой боли замер у меня перед глазами. И мои внутренние
двое успели только кинуться друг к другу, затягивая разрастающуюся
между ними брешь.
Я упал на спину. Грудь тяжело вздымалась. Меня разрубило
пополам. Я видел это. И видел окровавленный клинок надо мной.
Клинок, залитый моей кровью.
– Ну вот, – тихо и буднично произнёс мастер Эйче. – Иногда нужно
именно разрубить, чтобы получить целое.
Два или три дня я болел. Когда сумел приподняться и дотянуться
до спецбраслета на столике в изголовье кровати, оказалось, что три.
Но порезов на теле не было, хотя я явственно помнил, как стальная
полоса с неожиданным треском…
Я вспоминал, и лоб тут же покрывался каплями. Едкими, липкими,
наверное, это выходил из меня запоздалый страх.
Перед обедом третьего дня Айяна подняла меня насильно. А потом,
умилившись на полуголого, дрожащего мужика, вылила на него чайник
холодной воды. А глупый мужик думал, что в чайнике должен быть
чай.
– На, – сказала она, протягивая мне зеркало. Смотри. Нет на тебе
ни царапины. Хватит уже валяться.