– Не лучшее сейчас время для развлечений, – задумчиво повторил Юлиан Матвеевич в ответ на ее вопросительный взгляд. – Я понимаю, твоя матушка права, жизнь должна идти своим чередом даже в войну, но все же… – Он покачал головой. – В Петрограде и Москве перебои со снабжением, солдаты дезертируют с фронта, рабочие недавно опять устраивали стачку и демонстрации, которые пришлось солдатам разгонять. А мы на балах танцуем. Стоит ли удивляться тому, что простой люд смотрит на нас с негодованием.
Он говорил так серьезно и печально, и на лице его была видна такая серьезная озабоченность, что Шуре передалась его тревога. О стачках и демонстрациях она знала мало, барышням о таких вещах рассказывать не принято, но об усталости от войны уже говорили даже в светских салонах. Она, правда, не знала, к чему это может привести, но подозревала, что волнения среди рабочих тоже с этим связаны.
– Быть может, нам не стоит надолго задерживаться в Петрограде. – Она взяла отца за руку. – Послушаем, что скажет профессор Егоров, и вернемся домой. Мамино желание выполнено, в свет меня вывели.
– Всего на один бал.
– А зачем больше? Ты ведь прав, не время сейчас. Война, и ты болеешь… как-то не до балов. – Шура постаралась улыбнуться. – И я не такая уж старая, могу выехать в свет и в следующем году. Не обязательно в Петрограде, можно и в Москве.
Юлиан Матвеевич вновь посмотрел в окно, на освещенную электрическими фонарями набережную и пробормотал:
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.
Он задумчиво замолк, но Шура тут же подхватила:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит…
Они одновременно улыбнулись, как улыбаются люди, которым не нужны лишние слова и пояснения, чтобы понять друг друга. Их семейная традиция подхватывать на середине строфы какую-нибудь пушкинскую цитату была едва ли не старше самой Шуры.
Ах, как ей хотелось бы, чтобы они приехали в Петроград по какому-нибудь другому поводу! Чтобы отец был здоров и можно было шутить без постоянного затаенного страха: а вдруг ему опять плохо, вдруг он просто старается не пугать родных, а на самом деле превозмогает боль.
Экипаж вдруг резко остановился, прерывая ее размышления. Причем так резко, что Шура с отцом едва не попадали с сидений и вынуждены были схватиться за стены.