— Ценность её уже сомнительна, — отозвался Анара́д .
— Думаешь, кобылку уже объездили?
— Надеюсь, в княжестве будет более разговорчива, — жестокие слова оборвались. — Зар, забери, — последовал короткий приказ, и резкое перекидывание в другие руки заставило Агну издать стон, потому что тело будто продрало крюком. — Отнеси в избу, пусть переоденут в сухое, сделайте всё, чтобы она поскорее пришла в себя. Только поосторожней. Проследи.
Всё происходило будто не с ней, Агна словно смотрела на всё со стороны, став невольной свидетельницей чужой беды. Сознание не желало ничего воспринимать. Она только ощущала, как её кто-то перехватил крепче, потом твёрдые шаги и вскрики Ереи. Поморщилась от внезапно вспыхнувшей боли на бедре, а потом её завернули во что-то. Агну люто начало колотить изнутри, и она, потеряв опору, вновь ухнула в пропасть. Стылую и пустую. Она падала, захлёбываясь холодным мокрым воздухом, и страх от того, что Воймирко в опасности, заковывал душу в клетку. Падение в огненное жерло небытия продолжалось неизбежно долго. Агна совершенно потеряла счёт времени, оно размылось, как горизонт в тумане, сливаясь с небом, не стало ни верха, ни низа, ни запаха. Она слышала утешающий голос Ереи, тяжёлые вздохи и причитания.
— Злыдни окаянные. В холод такой, бездушные…
Агна открыла глаза, но ничего не смогла разглядеть — муть одна.
— Кто они? — губы пересохли страшно.
— А кто знает? Пришли с востока, стало быть, с соседнего княжества.
Агна сглотнула, пытаясь понять, откуда именно, но безуспешно — голова болела страшно.
— Не говори им ничего, поняла?
— Да как же!
— Молчи, — прошипела Агна, — поняла, Ерия? Что бы ни случилось — молчи…
А потом её одолела слабость, на грудь будто валун положили — ни пошевелиться даже, и сердце то замирало, то билось часто и гулко, и она вновь провалилась в черноту.
Агна очнулась от того, что почувствовала чужое присутствие, давящий взгляд на себе и горячее дыхание, которое прокатилось по щеке, дрожащее и тяжёлое. Пошевелилась, втягивая сухой запах сена. Послышались удаляющие шаги, и обилие света хлынуло на Агну, заставляя всё же разлепить веки. Слух прорезали пение петухов на задворках и гомон птицы на растущей у окна берёзы. Она провела ладонью по меху, слыша треск горящих дров у входа, было уже тепло, даже душно от того, что рядом горел очаг, а на ней — ворох тяжёлых шкур.