В вышеописанный жаркий июльский день этот Андрей Салтыков
проснулся довольно поздно. Ему было лень вставать с кровати, если
бы не солнце, светившее из окна ему прямо в глаза, он, пожалуй, и
не стал бы подниматься. Несмотря на то, что было уже за полдень, он
не выспался, голова просто раскалывалась, и настроение у него было
препаршивое. Он вспомнил, как ходил вчера в «Искру» на какую-то
дешёвую пати, и там ему не понравилось. Потом с Бессертом пили
пиво. Скукота. Хоть бы тёлку какую-нибудь для разнообразия. Но нет:
город вымер, лето, все разъехались. Родители и те уехали на дачу. А
он не поехал — башка разболелась, да и что там делать на этой даче?
Всё одно и то же: грядки да сорняки. Мать посадила кабачки и теперь
носится с ними как с писаной торбой. А зачем там вообще что-либо
сажать, если всё равно ничего не растёт — этого Салтыков не
понимал. Но на дачу всё-таки ездил иногда, хоть и пропадал там от
скуки ещё сильнее, чем в городе: там вообще никакой молодёжи и в
помине нет. Лето — самое галимое время, никого нет, тоска… И башка
болит от жары. Надо бы бросать курить, подумал он, но подумал вяло,
безучастно, и почти сразу же инстинктивно потянулся за
сигаретами.
Он вышел на балкон в одних трусах, выкурил сигарету. Солнце
ударило его с непривычки по глазам — он зажмурился. По привычке
запустил руку в растрёпанные, свалявшиеся за ночь светло-русые
волосы. Пипец на башке творится, подумал он, надо бы сходить в
парикмахерскую. Он уже давно собирался постричься, да всё никак
руки не доходили.
От мыслей Салтыкова оторвал звонок мобильного телефона. Едва
заслышав до боли знакомую электронную мелодию, он моментально
взбодрился и энергично кинулся в комнату, где лежал его
телефон.
— Да, Дима Негодяев! — ответил он в трубку, и в его тоне тут же
появились деловые и властные нотки, — Да. Ты с Чирковым
договорился? Да. По шлакоблокам?
В трубке что-то сухо и монотонно вещал голос парня. Салтыков не
дослушал его.
— Твою ж мать-то, а? Ну что ты за человек такой, а, Негодяев?!
Ведь вчера ещё просил тебя!.. Чё?..
Негодяев, слегка запинаясь, продолжал что-то монотонно вещать в
трубку. Салтыков снова перебил его:
— Он чё, охуел там, что ли, совсем — какой через неделю?! Мне
завтра надо — крайний срок!!! Чё?.. Ну тогда пошли его к
ебени-матери! Чё?.. Алё! Алё!