Хавроня тихонько побрел домой, стараясь понять: откуда это и что это – у! ю! – бубую! Что таится в этом звуке, какой радостный мир он обозначает и заключает в себе. Скажет тихо: «У!Ю! – бубую!» – прислушается. Крикнет вовсё горло: «У!Ю! – бубую!» – прислушается.
Шел он час, шел он два часа; голову увенчал холодный пот, а непонятное у! ю! – бубую! оставалось непонятным. Он громоподобно выкрикивал: «У!Ю! – бубую!» С робкой надеждой ожидал: не отзовётся ли кто, не услышит ли он долгожданного ответа. Вот он уже на своей кривой улочке. Вновь рыльце сомкнулось в брезгливой гримасе.
Он, печальный и усталый, отворил ворота осточертевшей хижины и было шагнул в её мрачный покой, как вдруг увидел неподалёку свою соседку, молодую поросюшку Хрюню. Эта была очень забавная особа. У неё размер живота равнялся бидону с похлёбкой, а сердце обросло таким слоем жира, что кроме собственного стука оно ничего более не слышало. В хитрющих глазёнках Хрюни с самого рождения свербел один вопрос: «А ты чем меня накормишь?» Кроме как покушать Хрюне безумно нравилось, когда чужеродное копьевидное тело вторгалось в её внутренности и делало там фурор.
Хрюня сидела на ступеньках крыльца дома и, обхватив лапками бедную головушку, едва заметно вздрагивала. Хавроня подошел, осторожно спросил:
– Что с тобой, Хрюня?
Она подняла голову, слабо улыбнулась, из глаз у неё выкатились две довольно крупные слезинки, судорожно всхлипнула и сказала:
– Ой! Я несчастная, несчастная! Ну ничего-то ладом не получается, хоть в затвор садись. Хотела-то немножко, думаю: дай побалуюсь, всем можно, а мне нельзя, что ли… И объелась как последняя дура.
– Э, нашла, о чем горевать! Что же мне тогда делать с моим несчастьем! Не плачь, Хрюня: все пройдет и будет хорошо.
Он дотронулся до её рыльца и бережно вытер слезы. Хрюня выпрямилась, взглянула доверчиво. Глазёнки просияли благодарным блеском. Хавроня продолжая касаться её рыльца, вдруг ощутил её тепло и неожиданно выкрикнул: «У!Ю! – бубую!»
Дикая радость вмиг захватила Хавроню. Он заскакал точно ретивый конь на привязи, завопил, да так, что Хрюня со страху залезла под лавку. Хавроня исполнив подобие танца шамана, разом обмяк, утихомирился. Взгляд прояснился и пал на Хрюню. Они оба стали глядеть друг на друга, ничего не понимая и будто впервые встретились. Через мгновение вновь великое волнение нашло на Хавроню. Он задрожал и засверкал вновь обезумевшими глазами, исторг прерывающимся гортанным голосом: «Люблю! Люблю! Я люблю!» Вот что мне не хватает!