– А почему никто не спрашивает, все ли в порядке со мной? – капризно произнес лепрекон, про которого все позабыли.
– Заткнись лучше! – посоветовала Елизавета-Мария, протирая сабельный клинок подолом и без того уже изрядно перепачканной кровью ночной рубашки.
– Драть! – выругался коротышка и, преисполненный чувством собственного достоинства, вышел за дверь.
И правильно сделал. Суккуб и без того сдерживалась из последних сил.
– Надо было спросить, где он спрятал клад, – запоздало предложил Теодор, разжигая газовый рожок, но я только махнул рукой:
– Других проблем хватает.
Отложив пистолеты на журнальный столик, я не без отвращения притронулся к снесенной ударом сабли голове и присмотрелся к срезу, гладкому и ровному, словно поработала гильотина. Нанесенный Елизаветой-Марией удар был невероятно силен.
– Что там? – заинтересовалась девушка.
– Холодный, – ответил я, вытирая пальцы о ковер.
Кожа покойника оказалась холодной и липкой, словно у рептилии. И да – малефик был заметно холоднее, чем следовало быть свежему покойнику.
Елизавета-Мария отошла от окна и ногой перевернула бритую голову на другую сторону.
– Мавр, – брезгливо поморщилась она, разглядывая черное лицо с широким носом и мясистыми губами. – Лео, у тебя просто талант заводить друзей!
– Что ты можешь о нем сказать? – спокойно поинтересовался я.
Девушка убрала саблю на место над камином и покачала головой:
– Ты ведь неспроста интересовался вампирами, дорогой?
– Только не говори, что это вампир. Малефика от вампира я как-нибудь отличу.
– Это не малефик, – возразила девушка. – Его слуга. Лео, сабля твоего деда пришлась очень кстати.
– Он отбил первый удар.
– Вот это и удивительно, – хмыкнула Елизавета-Мария, опускаясь на колени. Она взяла руку покойника с широким порезом через всю ладонь и позвала меня: – Лео, смотри!
Я присел рядом и спросил:
– На что именно?
– На ладонь.
Я попросил бледного словно мел Теодора принести керосиновую лампу и только тогда разглядел, что именно насторожило девушку. Ладонь мавра покрывали серые черточки старых татуировок. Затейливые значки расползались и по тыльной стороне, и по внутренней; они начинались у пальцев и уходили под обшлаг просторного рукава.
– Египетское письмо, – определил я. – По виду древнее, сейчас так не пишут.
– Он не настолько стар, – возразила Елизавета-Мария и попросила: – Теодор, нож.