- Не было печали, - растерялся Никита
и аккуратно разжал кулачок девушки, убирая вилку в сторону. –
Значит, детей точно нет? Я имею в виду…. Ну, сама понимаешь!
- Нет, - замотала головой Оля. – Я
уговорила дуреху пока не торопиться, даже блокаду поставила, чтобы
она не забеременела. Пусть сначала разберется в своих чувствах.
- Что ты сделала? – воскликнул
Никита.
Барышев только руками развел.
- С огнем играетесь, девки, -
проворчал он без всякой злости.
- Блокаду поставила, - хлюпнула носом
девушка. – Настя сама попросила. Теперь беременность не наступит,
пока не сниму магический запрет. Ну, это я так назвала – блокада.
Суть понятна?
- Да не дурак, понял, - яростно
вцепившись пальцами в вихры на макушке, Никита лихорадочно
соображал, что делать с этими экспериментаторшами. Ладно, если муж
не сообразит, что происходит. А если узнает? Как будет реагировать?
- Оля, я сейчас не могу как былинный богатырь мчаться в Хабаровск и
освобождать твою сестру от человека, которого совершенно не знаю.
Очень много дел за время моего отсутствия накопилось. Пусть еще
подождет немного, а? Мне от тебя ответ нужен. Переедешь в
Вологду?
- А ты уговоришь Артема Даниловича? –
с надеждой спросила Ольга. – Хочу уехать отсюда!
- Уговорю, - пообещал Никита. –
Думаю, профессор не откажется лично курировать самую одаренную
студентку.
- Ой, скажешь тоже – одаренную, -
отмахнулась девушка и улыбнулась. – А что это мы с пустыми бокалами
сидим? Никита, поухаживай за сестрой и за дядюшкой! Расскажи лучше
о своих детях. Мне интересно, какие способности они от тебя
унаследовали!
Ватикан, август
2013
В кабинет государственного секретаря
Луиджи Гросси входил с непонятной тревогой. Он только что вернулся
с Мальорки, где проводил двухнедельный отпуск с женой и двумя
сыновьями. Даже спрашивать его было необязательно, как прошел
отдых. Луиджи полностью вкусил прелести морских поездок на яхте;
благодаря своим мальчикам увлекся подводной охотой на крупных
мясистых тунцов; по вечерам с женой сидел на террасе одного из
многочисленных прибрежных ресторанчиков и пил душистое вино,
разговаривая обо всем на свете, только не о работе. Потому как
знал: стоит допустить мысли о ней – все, отдых становится пресным,
а ощущение рутины начинает захлестывать с головой еще задолго до
приземления самолета в аэропорту Рима.