– Она заснула давно. Опять плакала, – доверительно шепчет
он. – А я есть хочу.
– Ну заходи, – приглашаю я. – Сейчас сообразим.
Он проходит и садится прямо посередине моей кровати, и я
невольно улыбаюсь. Малыш, совсем кроха в своей пижамке, но такой поразительный,
харизматичный и умный малый.
– И что же ты хочешь, Лёшка? – я сажусь рядом, и он
перебирается ко мне на колени.
– Мороженое.
– Это не еда, а десерт.
– Тогда я хочу макароны с котлетой и десерт, – хитро
говорит он.
– Уно моменто, мой юный друг, – говорю ему и
набираю номер ресепшн.
Через двадцать минут нам приносят очень поздний ужин на
двоих, и, пока мы едим горячие рожки с котлетами, я внимательно наблюдаю за ним.
Кроме очевидного внешнего сходства – теперь очевидного – у
нас ещё и очень много одинаковых привычек. Это такие мелочи на самом деле.
Вроде: сморщить нос, прежде чем начать пережёвывать пищу, жевать то на одной,
то на другой стороне (а точнее – по три раза на каждой, прежде чем проглотить),
вся его мимика, все движения руками во время разговора – это всё я видел
столько раз! У своего отца и своего сына, у себя в зеркале шкафчика для
хрусталя, что стоял напротив стола в зале моих родителей.
Я смотрю на него и не могу поверить, что вот так случайно
столкнулся с ними. Со своим пятилетним внуком и его матерью.
И когда он, сытый и довольный, просит ему почитать, я
открываю на планшете свою любимую сказку про путешествия Гулливера и читаю
вполголоса, пока малыш не засыпает на моих руках. Вдыхаю аромат детства, аромат
его волос, и шёпотом обещаю, что позабочусь о них с мамой. А потом я тихонько
отношу его обратно в их номер, потому что не хочу, чтобы Полина перепугалась
спросонья, укладываю его рядом с ней и накрываю их обоих пледом.
Знаю, что должен сразу выйти. Знаю, что она разозлится,
если застанет меня в своей комнате, возле кровати, пялящимся на неё спящую. Но
почему-то не могу оторваться.
Её лицо ещё красное и опухшее от слёз, и мне невыносимо
знать, что это я, я – и причина, и
следствие. И исправить ничего уже не могу. Но постараться загладить свою вину
всё же попытаюсь.
И, пока в голове роятся новые планы, я тихо отхожу к
двери и берусь за ручку, чтобы бесшумно выйти, раздаётся стон, который я
никогда ни с чем другим не перепутаю, никогда не забуду. Просто не смогу. Стон
её удовольствия.