— Здесь главное слово — «было». И это
в сорок два года! Но если вы так ненавидели моего отца, почему не
разделались с ним раньше? Знали ведь, где он живет.
— Да если бы он не всплыл тогда на
горизонте, да еще в качестве директора благотворительного фонда, я
бы до сих пор и не вспоминала о существовании некоего Зайцева. Я
вычеркнула его вместе с пятью годами из своей жизни. Значит, со
мной он в Москву ни ногой, а теперь — будьте любезны? И
директорская должность вполне устроила! Разве такое можно простить?
А тут все одно к одному — и месть, и выгода. Две тысячи баксов на
дороге не валяются. Мне еще и Раискина тысяча перепала после того,
как бандиты прямо на Ленинградском ее пристрелили, — мертвым деньги
без надобности.
— Значит, все из-за денег?
— Конечно. Я ведь и тебя сюда
выманила не просто так. Думаешь, мне Женька действительно что-то
для тебя оставил? Наивный.
— Что было в газировке? — Я снова
поднялся.
— Думаю, что на этот раз
действительно снотворное. Тем мужикам ты, видать, шибко нужен
живым.
— А не боитесь, что они сразу уберут
свидетельницу? Подчистят, так сказать, за собой.
— Я надеялась, что это сделаешь ты.
Жизнь мне уже давно не в радость... Но ты такой же, как папаша,
чистоплюй. Ладно, не получилось — тоже не страшно. За тебя обещали
сразу три дозы дури принести.
— Ну, вы и стерва — мать моя!
— Какая есть, сынок. — Она допила
остатки коньяка. По-видимому, он тоже являлся частью ее гонорара. —
Слушай, а ты чего до сих пор на ногах? Мне сказали, что через
десять минут снадобье подействует. А ну, спать!
— Двадцать лет назад меня надо было
спать укладывать, а сейчас уже поздно. И вас опять обманули. Думаю,
и наркотик не принесут.
— Уже принесли, — раздался мужской
голос, и я сразу почувствовал тяжелую руку на своем плече.
В кухню вошли двое. Один сразу
перекрыл доступ к окну, второй встал рядом. Оба носили знакомые мне
очки с зеркальными стеклами.
— Видишь, сынок, мир не без добрых
людей. Обещали за тобой прийти и пришли.
— Молодой человек, — обратился
второй, — предлагаю выпить водички на дорожку. И тебе будет хорошо,
и нам спокойнее.
Во рту к этому времени пересохло до
такой степени, что не узнавал собственного голоса:
— Всякую синтетическую гадость не
употребляю. У меня от нее изжога.
— Тогда придется прибегнуть к менее
приятной процедуре.