Свалка, наконец, закончилась. Никаких знаков и указателей, кроме
перечеркнутой надписи «Ромов» на выезде из черты города, они больше
не увидели. Ир посмотрел на проводник. Прибор уверенно сообщал, что
путь наш до точки, в общем-то, идет в никуда, Ликамск, с которым
шоссе соединяет Ромов, — в пяти сотнях километров отсюда и к нему
дорога уходит правее конечной точки на несколько километров. А
ближайший когда-то населённый пункт, какой-то заброшенный городок
Коровин, — в тридцати километрах и гораздо левее, и поворот на
нужную нам заброшенную трассу далеко, через девять километров.
Любят у нас всё засекретить военные люди, — подумал Ир, — а карты
потом не допросишься. Хорошо хоть, знаем координаты этого
Строево.
— Да-а, — протянул Егорыч, глядя в окно. — Двадцать километров
отмахали, и — ни души, ни поселка. Раньше, бывало, посмотришь на
карту — всё вокруг какого-нибудь городка усеяно было хуторками,
деревнями, районными центрами. И думаешь — ведь в каждом кто-то
живёт, встречается, женится, растит детей, работает, ругается,
мирится, и главное — дышит свежим воздухом, не то что ты, горожанин
серокожий...
Ир с интересом посмотрел на него в зеркало заднего вида. Старик
продолжил свои мысли вслух. Никто не прерывал его.
— А потом все в города потянулись. Нет, конечно и раньше
тянулись, ещё в середине прошлого века горожан уже больше половины
населения было. Но в нулевые просто бум начался, на плодах
Продуктовой революции, а у нас — начиная с развала Союза. Вы,
молодёжь, и не видели деревни никогда. Умерла деревня, лет двадцать
тому. Урбанизация... Мачеха человечества.
Пётр замолчал и угрюмо вытер пальцем пыль с резинового оконного
уплотнителя.
— Что-то ты, Петя, загрустил, — Складка порылся в шуршащем
пакете и достал бутыль с остатками бренди и протянул другу. —
Хочешь выпить?
Пётр посмотрел на него, потом на бутылку, секунду подумал, потом
решительно взял её и свинтил колпачок. Ир, глядя на него украдкой,
улыбнулся и посмотрел на жену. Надя спала, слегка развернувшись
боком на сиденье и закинув голову.
— Зато раз и навсегда решили проблему пробок по пятницам и
воскресениям, — крякнув, продолжил Егорыч. — помню, в девяностые,
когда я ещё семейный был, со своими на дачу с вечера выезжали,
приезжали на место только под утро — такие пробки были! Задыхался
Питер, разросся уже тогда до Гатчины и Всеволожска. А ехать было —
километров тридцать всего. То-то.