- Ни разу не пробовал, если честно.
Просто, понимаешь, у нас есть такие электронные… гм… электрические
устройства, компьютеры называются, и у них клавиатура похожа… ну,
скорее всего, похожа, на ваши… - окончательно запутавшись, Степан
обреченно махнул рукой:
- Короче, ладно, забудь. Это я,
походу, глупость сказал. Не нужно никакой машинки искать, лучше и
на самом деле от руки напишу, так оно надежней выйдет, да и
быстрее, скорее всего.
- Как знаешь, - с видимым облегчением
ответил Сергей. – Ты это, кушай, давай, пока вовсе не остыло! А я
чаек организую. Только из комнаты ни ногой, договорились? Я
быстро.
- Добро, - не стал спорить Алексеев,
присаживаясь к столу. Пододвинул поближе котелок с торчащей из него
ложкой, взял с тарелки кусок нарезанного аккуратными
прямоугольниками сероватого хлеба.
И неожиданно подумал, что если вот
прямо сейчас вдруг снова завоет сирена воздушной тревоги, он даже
не подумает подниматься с места и топать обратно в бомбоубежище.
Как минимум до того момента, пока не выскоблит до донышка этот
самый котелок, столь умопомрачительно пахнущий обильно сдобренной
мясом и сливочным маслом гречневой кашей….
РЕШЕНИЕ
Геленджик, 11 февраля 1943
года
Сказать, что капитан госбезопасности
Сергей Анатольевич Шохин был ошарашен обрушившимся на него
знанием – значит не сказать ничего. Он был им раздавлен.
Особенно последним десятком исписанных не особо аккуратным, но
более-менее разборчивым почерком страниц. Тех самых, которые
старлей Алексеев озаглавил непонятным словосочетанием «перестройка,
гласность и последующие события». Дочитав и спрятав в сейф бумаги и
блокнот, где он делал необходимые для дальнейшей работы пометки,
контрразведчик с трудом подавил желание немедленно вытащить из
кобуры пистолет. И то ли застрелить Алексеева (чтобы больше никому
ничего не рассказал), то ли застрелиться самому (поскольку тошно и
вообще непонятно, к чему дальше жить), то ли совершить оба этих
действия последовательно, благо патронов хватит.
Вместо этого он вытащил из ящика
стола початую бутылку водки, налил полстакана и махнул залпом, даже
не ощутив вкуса. Подойдя к окну, закурил, сдвинув в сторону
светомаскировку и приоткрыв форточку с треснувшим во время одной из
бомбежек стеклом – уже почти рассвело, так что на этот счет можно
было не волноваться. Или «не париться», как говорил спящий в
соседнем кабинете гость из будущего. Выбросив на улицу докуренную
папиросу, Сергей вернулся за стол. Налил еще немного водки и выпил,
на сей раз в полной мере ощутив и вкус, и обжигающую горечь
крепкого алкоголя.Задумался. Что ж, теперь можно сказать абсолютно
точно: Алексеев однозначно не вражеский шпион. Поскольку за
перечисленную в его «рапорте» информацию о пока еще не свершившихся
сражениях и послевоенном мироустройстве любая разведка, хоть
фашистская, хоть союзников (о которых старлей, как выяснилось, не
шибко высокого мнения – одни только планы Черчилля по развязыванию
летом сорок пятого года войны против Советского Союза чего стоят!)
заплатит какую угодно, даже самую высокую, цену.