Хотя, заполучи я
рецепт из трав, которыми пахнет в замке — если, конечно, защищают от вредителей
именно они — озолотиться можно. Только вот рецепт он вряд ли выдаст.
Так, нужно
собраться, потому что иначе ничего умного не спрошу и буду жалеть об упущенной
возможности.
Где он получил свой
ожог, мне неинтересно. Как и то, почему он его скрывает. Это-то, в общем, и так
понятно — я бы тоже скрывала, будь у меня какая-нибудь отметина. Люди в
большинстве своем жестокие, нельзя показывать свои слабости.
И о чем тогда
спросить?
— Заклинание.
Которым вы кинули в отчима и которое угодило в меня. Что это было? Оно мне
грозит чем-нибудь?
Арквил откинулся на
спинку стула и скрестил руки на груди.
— Это была «волна
умиротворения». В кого бы ни попала, действует на всех в радиусе двух метров.
Маги таким обычно шумных детей успокаивают, но и на взрослых отлично действует.
Жаль, держится не очень долго, но зато весьма эффективно, — хмыкнул кер.
— Но после того,
как вы в меня им попали, отчим не выглядел… умиротворённым, — нахмурилась я,
пытаясь вспомнить подробности произошедшего утром и собственные ощущения. — Да
и я тоже…
— Это твой второй
вопрос? — приподнял брови мужчина, а я в ответ затрясла головой.
В конце концов, так
ли уж важно, если заклинание было не опасное? Ну подумаешь, не сработало у него
оно как надо, так с чего я вообще взяла, что Арквил такой уж превеликий колдун.
Может, напутал чего?
Хотя есть еще
вариант, что он соврал сейчас, и заклинание было вовсе не умиротворяющим. Что
ж, в любом случае сейчас это не выяснишь.
— Нет, кер. Если вы
не возражаете… — я не сразу взяла себя в руки. — Я бы хотела узнать, зачем вы
взяли меня и Милу к себе? Судя по всему, слуги вам не нужны.
Он смерил меня
долгим взглядом, после чего наигранно улыбнулся. При этом глаза остались
холодными.
— Сама по себе
девочка мне не нужна. Я просто решил, что разлучать дочь с матерью слишком
жестоко.
Он замолчал.
Комната погрузилась в гнетущую давящую тишину. Я, не выдержав того, как он
смотрит на меня, опустила лицо, с преувеличенным интересом рассматривая бумаги
и книги, лежащие на его столе.
Один из фолиантов
был толстым, со множеством закладок между пожелтевшими неровными страницами.
«Теургия» – гласило витиеватое название.
Брови сами собой
сошлись к переносице, пока я пыталась понять, то ли я неправильно прочитала, то
ли слово действительно мне незнакомо.