Кроме того, у Максима еще была врожденная паховая грыжа, доставшаяся ему по наследству от отца, у того были две грыжи с обеих сторон, одну ему прооперировали, а со второй он так и ходил, периодически вправляя ее сам. Макса грыжа мало беспокоила, и оперировать он ее пока не собирался, лезть под нож советских хирургов совсем не входило в его планы. На такое можно было бы пойти только в случае вопроса жизни или смерти.
На предварительном осмотре в военкомате его грыжу, конечно, сразу же выявили и направили Максима на осмотр в поликлинику. Мама пошла с ним.
Просидев с полчаса в очереди, они вошли в кабинет врача, который оказался женщиной. Кроме врача, в кабинете еще присутствовали две молодые медсестры, и сама врач тоже была отнюдь не пенсионного возраста. Медсестры полусидели на письменном столе, за которым восседала врачиха, их позы наталкивали на заключение, что им невероятно скучно и что они просто убивают здесь время.
Выслушав объяснения мамы Максима, зачем они пришли, врач бесцеремонно предложила Максу спустить штаны. В душе Максим немного поколебался, но решив, что ему стесняться нечего, пусть лучше они смущаются, резким движением расстегнул ремень и спустил свои джинсы до колен. Врач попросила его подойти к столу поближе и стала щупать у него в паху. Краем глаза Максим уловил, что медсестры с трудом сдерживали улыбку на лице. Пощупав немного, врач заключила, что у Максима присутствует левосторонняя паховая грыжа и что эту грыжу надо срочно прооперировать. Мама Максима сказала, что им надо все это хорошенько обдумать.
– А что тут думать! – возразила врач. – Он же бомбу на себе носит, а вдруг ущемление? – он же помрет!
Но Любовь Николаевна все равно не сдалась, Максим натянул свои штаны, и они пошли домой.
Военно-медицинская комиссия признала Максима негодным к службе в армии из-за распространенного псориаза. Ему торжественно объявили, что служить в мирное время он не будет (это прозвучало музыкой в его ушах), и выдали Максиму военный билет. Вскоре, однако, где-то наверху кому-то пришла гениальная идея брать призывников с псориазом в армию, – дескать, нечего им из-за такой ерунды сачковать, – и периодически Максиму приносили повестки из военкомата на переосвидетельствование. Посылали какого-нибудь парня, только что прошедшего медкомиссию, с повесткой к Максиму на дом, Максим иногда сам открывал дверь и на вопрос, есть ли Максим Петренко дома, отвечал, что тот уехал далеко на север и неизвестно когда вернется. Призывникам это было «по барабану», и они, отдав повестку Максиму, уходили с сознанием выполненного долга. А Максим тут же шел к мусорному ведру и бросал повестки туда. И не столько самой армии боялся Максим, как того, что могли бы отправить его в какие-нибудь ракетные войска, а потом уж точно не дадут выехать из страны по причине секретности. Вечно ОВИР выдумает свои причины для отказа, а тут и придумывать им ничего не надо будет.