– Обнимает он тебя не как друг, – не сдержал упрека Потемкин. Кретин.
Какой же он кретин. Со злым шипением втянул в себя воздух. Отвернулся. Пытался
справиться с неизвестной эмоцией.
А Дашка счастливо улыбалась,
наблюдая за ним. Наперекор всей его правильности. Он ревновал. Она сама не
знала, как сдержала себя. Чтобы не броситься к нему на шею и зацеловать до
потери дыхания. От таких мыслей губы пересохли. Облизала их язычком.
По краю его взгляда скользнул
розовый мокрый кончик. И её губы заблестели влагой. А как бы этот проворный язычок
чувствовался на головке его члена? Мысль холодными потом потекла вдоль
позвоночника. Озабоченный придурок. Лучший выход из ситуации. Трусливый побег.
Опять. Сбросил ноут на сидение дивана. Поднялся в рост.
– Тебе не понравилось? – Даша потянулась за ним.
– С чего ты взяла, – как можно спокойней не выдавая эмоций. – Красивые
фотки и ты очень красивая, – стягивал девичьи пальцы с предплечья. Они обжигали
кожу. Нестерпимо. Приятно и желанно.
– Я не об этом, – цеплялась за ускользающую руку.
– Даша...
Не находил слов оправдать
побег. Чертов трус. Прикрыл веки. Собирался с мыслями. Поговорить с ней. О чем?
О том, что чувствовал?
– Отличный вечер, – спасовал. И
перед кем? Перед девчонкой.
Она оказалась смелее. Встала
перед ним. Преградила путь к отступлению.
– Тебе не понравилось, как он, – указала рукой на лежавший на диване
ноут, – обнимал меня, – высказала его
ощущения. – Ну же признайся, Потемкин, – в нетерпении повысила голос.
– Ты ошиблась, – смотрел куда угодно, но только не в карие озера.
Посмотрит и сдастся своим желанием. И что тогда? Он не знал. Не хотел знать.
Как же все это сложно. Без неё
было проще. Скучно. Приторно. Обычно. Черно-бело. За короткое время она придала
жизни оттенков. Он стал забывать, что в мире есть краски. А может к черту
мораль. Нет, не может.
– Послушай, Даша, – набрался смелости растолковать правила. – В жизни
есть определенный порядок поведения, нравственные законы, устои и нарушать их
не всегда этично и…
– Да к черту эти устои, – она поняла, о чем он хотел сказать. Со злостью
стукнула кулачком по крепкой груди. – Кто их соблюдает? Ты? Если они
противоречат чувствам, то черту их, – его правильность раздражала. – Ты боишься
того, на что всем плевать. Трус, – смело озвучила то, в чем он не мог
признаться даже себе.