Айвар согласился и сразу решил податься в Аддис-Абебу. Семья
дала ему немного денег на первое время, а вскоре он стал понемногу
зарабатывать там, где не требовалось особых умений. Благодаря
удивительно сильным рукам он трудился ловко и быстро.
Та дорога, которой Айвар добирался от деревни до столицы, на
долгое время осталась в памяти как единственное большое и
самостоятельное путешествие. Ему нравилось наблюдать за караванами
верблюдов из окна поезда, зато дорога на местной маршрутке
показалась ужасной. Тесные микроавтобусы, набитые людьми, которые
под громкую безумную музыку пережевывали пахучие закуски и листья
местной дурман-травы, проносились по иссушенным землям, забитым
мусором. То и дело в глаза бросались полусгнившие остовы
автомобилей, хижины, придорожные торговцы и попрошайки, а местами к
дороге даже выскакивали обезьяны.
Зато потом перед ним развернулось гораздо более многоцветное
полотно оживленных туристических мест, с сияющими вывесками, гулом
динамиков, шелестом аляповатых сувенирных футболок и флагов,
ядовитыми кляксами значков и магнитов. Айвар забредал сюда на зов
большого и обманчивого города, где наблюдение за пришельцами из
других краев будто приближало его к странствиям из любимых книг.
Красивого подростка быстро заприметили менеджеры, и так Айвар начал
работать в кафе и барах, поначалу лишь в качестве вывески и
официанта. С русскими туристами работа шла успешнее всего: гостей
забавляло безупречное владение языком и интеллигентные манеры
«туземца», и они в благодушном настроении охотно одаривали его
чаевыми.
Так как он уже полностью созрел и оформился, хозяева заведения
вскоре привлекли его к пикантным услугам в самом будничном порядке.
Парни постарше лишь задорно хлопнули его по плечу — они родились и
росли в Африке, зачастую в глухой провинции, где никто не знал
стыдливости. Да и в деревне Айвара дети бегали и играли нагишом,
женщины подолгу кормили грудью, мужчины проходили различные ритуалы
и состязались в силе и воинственности обнаженными. Для него стыд и
смущение были не пустым звуком, поэтому половая инициация оказалась
весьма травматичной. Но Айвар нашел в этом единственный на тот
момент гарант стабильности, без которого было страшно жить в
Африке, а заодно и способ прокормиться.
Тогда ему уже исполнилось девятнадцать, что для первого
сексуального опыта было даже поздно, но Айвар давно не помнил ни
этого дня, ни этой женщины. Лишь спустя несколько лет он научился
копить деньги и отказываться от того, что вызывало отвращение, и
хотя сексуальная сила и неутомимость были у него в крови, он
никогда не переживал истинного чувственного наслаждения, а боль
заглушал уходом в какие-то смутные иллюзии. Его немного развлекало
наблюдение за русскими туристами — в злачных местах Аддис-Абебы для
них уже находили соответствующую музыку, пусть и опоздавшую лет на
десять. В моду входили и медовые месяцы в Африке, и романтические
туры для двоих, причем и женщины, и мужчины умудрялись искать
приключения даже в таких обстоятельствах.