После летучки Ника перебралась в кабинет Тихонова и устроилась за компьютером. Атмосфера не располагала к работе – это Стахова ощутила сразу же, едва зажегся экран монитора. Она сперва рассматривала флаги за спиной Тихонова, потом перевела взгляд на заклеенную объявлениями дверь – это кто-то из журналистов приносил сюда коллекцию забавных текстов объявлений, которые снимал со стен и столбов в городе.
– Нет, у тебя невозможно сосредоточиться, – пожаловалась она вошедшему Тихонову, – столько интересного кругом.
Тот невозмутимо уселся за стол и потянулся к кофеварке:
– Это поначалу интересно, потом привыкаешь и уже не видишь ничего.
Тут дверь распахнулась, и в кабинет ворвался Лешка Цепляев – один из ведущих журналистов «Галактики».
– Я не понял – кто из вас завернул тест Валевски? Ты?
– Здороваться не учили тебя? – поинтересовался Тихонов, наливая сливки в кофе.
Цепляев сухо кивнул Нике и, подойдя к столу Тихонова, уперся в столешницу кулаками:
– Так ты не ответил.
– Допустим. И что?
– А то! Я же просил – лояльно отнеситесь!
– Да она же пишет как бык нассал – ни остроумия, ни слога, один грохот струи в ведро, – на этой фразе Ника едва сдержала смех, но в тоне Саныча не было ни намека на юмор.
Цепляев, успевший сесть в придвинутое кресло, даже задохнулся:
– Ну, это, знаешь!.. Хотели же вы Пиргородову взять.
– Слушай… у Пиргородовой хоть дивное свечение безумия в текстах было, а тут? Помесь фени с потугами на гламур. Да еще эти вечные англицизмы и американизмы в тексте – ну, стошнит править! – Тихонов поморщился и взял сигарету. – И вообще… Ну, не сможет она актуальное писать, нет у нее чутья никакого. Ты вот Нику возьми – у нее же мозг работает как часовой механизм, она все время нос по ветру держит. А эта твоя Валевска – фу, кстати, что за фамилия еще? Псевдоним-с?
Цепляев пожал плечами:
– А чем тебе не нравится? Нашла девочка польские корни, играется в пани. Тебе жалко?
– Мне фиолетово, – сообщил Тихонов, со вкусом затягиваясь сигаретным дымом, – но ты можешь обижаться, конечно, я ее не возьму.
Цепляев, посидев пару минут, оттолкнулся от стола и, отъехав на кресле до двери, встал и взялся за ручку:
– Хорошо. Я к Феде пойду.
– Иди, – смиренно кивнул Тихонов, – только Федя с тобой вообще разговаривать не станет. Это он мне запретил ее брать, если уж начистоту.