С другой стороны, если верить словам
Главы, оплату заказчики сулят более чем щедрую, и это перевешивает
все остальные минусы. В этом мертвом голодном мире самое важное –
ресурсы. Логика проста: если они есть, то ты живешь, а на нет и
суда нет. И все это прекрасно понимали.
—
Ладно, понял, — я хлопнул себя по
коленям. — Сделаем, Евгений
Иваныч. — Спать не будем, а
сделаем. Вот только… Сами понимаете: работы много, а нас,
механиков, мало. Тройную ставку возьмем, сразу говорю.
Глава поперхнулся и закашлялся. Его
глаза чуть не выскочили из орбит.
—
Сереж, ну совесть то имей! —
взвился Евгений Иванович. – Побойся Леса! Тройная ставка? Нет, не
пойдет. Двойная и точка.
—
Идет.
Я протянул руку Главе, и он крепко
сжал мою ладонь. Так легко согласился на двойную ставку, значит,
заказчик действительно пообещал щедрую оплату. Вот и отлично. Можно
было даже выше цену заломить, но наглеть особо не хотелось. Нельзя
отношения с Главой портить.
—
Что ж, — заулыбался Евгений
Иванович, — тогда договорились.
Послезавтра с утра заходи ко мне: там и машины должны уже быть на
месте, и мелочи обговорим.
—
Хорошо. Лишь бы только Буря к тому времени прошла.
—
Пройдет, Сереж, пройдет. Ладно, иди, отдыхай, поди замаялся за
день, не буду тебя задерживать.
Я поднялся с ящиков и пошагал
обратно к Обрезу.
—
Послезавтра, Сереж, не забывай, —
сказал мне вслед Евгений Иванович. Я лишь кивнул и, не
оборачиваясь, пересек бункер.
Приземлился на продавленную
потрепанную тахту между Обрезом и сумасшедшим пацаном. Обуза спал,
свернувшись калачиком под боком у бармена, нервно вздрагивал и
что-то бормотал во сне. Наверное, сегодняшние приключения его
утомили. Хотя паренек и вел себя странно, наверное, страху все же
натерпелся. Бедолага. Я не переставал его мысленно жалеть, гадая,
как же мальчонка все же оказался рядом с Лесом. Неужто кто-то хотел
избавиться от больного подростка таким способом? Возможно, люд
сейчас странный, с каждым годом человек становится более жестоким.
Но, глядя на безмятежное лицо Обузы, я ни капли не жалел, что
рискнул и спас его.
Обрез сидел рядом с мальцом и хмурил
брови, отчего выглядел задумчивым и озадаченным. Увидев меня, он
оторвался от своих раздумий и спросил:
—
Ну, и о чем вы так мило беседовали с Иванычем?
—
Да… — начал я, но тут же
замолчал.