— Поле куликово, — медленно сказал
Пересвет и машинально погладил приклад дробовика, торчавшего из
кожаного кабура с правой стороны седла. — Куликово поле. Пересвет и
Челубей. Мама дорогая, это же про меня!
Он прищурился, что-то вспоминая, и
начал загибать пальцы. Поморщился и дёрнул за рукав Ослябю,
ехавшего рядом.
— Когда половина года была? Первое
сентября? — спросил Пересвет. — Ещё Андрея Стратилата
праздновали.
— Так третьего дня, — ответил Ослябя.
— А год от сотворения мира нынче шесть тысяч восемьсот восемьдесят
восьмой. И завтра год, как ты вылез из кустов на Волге и облобызал
епископа Дионисия, аккурат в день Агафона-проповедника.
— А где поле это, где кулики-то? —
Пересвет тяжко выдохнул, вытащил пачку сигарет и закурил. Про
облобызание Дионисия он внимания не обратил, Родя постоянно его
подкалывал той внезапной встречей.
— Да тут повсюду, — Ослябя махнул
рукой. — Ты же сам видал, везде птица жирует, наедается перед
отлётом. Что ни поле, то и куликово.
Лошадь под Александром Светловым
всхрапнула, дёрнулась, потянулась к пучку травы. Он не стал мешать,
лихорадочно размышляя. Если он и есть тот самый Пересвет, то его
непременно убьют на Куликовом поле, причём в самом начале. В
учебниках так написано.
За суматохой многих событий последних
дней этот факт как-то и не всплывал у него в мыслях.
Ещё весной в Москву прибыли гонцы от
царя Мамая. Властелин Орды приказывал князю Дмитрию московскому
собрать войско к летнему солнцевороту. Также гонцы сказали, что
поедут в Литву, к Ягайле. Мамай просил его о помощи, обещал отдать
земли по Днепру. Рыжий царь татар и булгар готовился к бою — хан
Токтамыш шёл войной на Орду.
Мамай опасался встречаться с ним в
степях: где-то там рядом, в мареве южных пустынь маячили гулямы —
непобедимые воины Тамерлана, союзника хана. Властелин Орды решил
заманить Токтамыша на север, где в лесах и оврагах можно было
раздробить его войско и разбить по частям. А Хромой Тимур,
помогавший Токтамышу, вряд ли послал бы так далеко своих хмурых
гулямов.
Князь Дмитрий, третий год метавшийся
между московскими боярами, князьями и купцами, тянувшими его к
Мамаю и епископами, толкавшими князя на объединение всех русских
земель своей властью под покровом православной веры, не знал, что
делать.
Купцы и бояре, разбогатевшие на
торговле с Генуей, шептали, что им и Москвы хватит, главное, что
деньги рекой льются, а Мамай за них постоит, ведь и ему генуэзцы
немало золота приносят. А Сергий из Троицы, Герасим с Коломны и
хитроумный болгарин Киприан, ставший митрополитом всея Руси,
уговаривали отбросить ордынцев и заняться сбором земель
православных — Смоленска, Волыни, Подолии, Галиции и других. У
иерархов была своя цель. Золото их не интересовало. Они хотели
создать православную державу подобно Византии, которая сейчас гибла
под натиском османов и католиков-генуэзцев. Патриарх из
Константинополя их поддерживал, как мог.