— Да-да, и Вильк вас за это
заспиртует насмерть, — огрызнулась я. — Габ, вы что, действительно
считаете меня дурой? — пока заворачивала необычный пузырек в
платок, наградила алхимика саркастическим взглядом.
Коляска притормозила, а потом и вовсе
остановилась. Кучер, постучав в стенку экипажа, возвестил, что мы
прибыли. Я вручила Ремицу клетку Фийоны, и неуклюже вывалилась из
теплого нутра кареты в промозглую уличную сырь. Благо, экипаж
остановился точнехонько напротив моей книжной лавки, и до
натопленного зала было всего ничего — каких-то пару шагов. В ранних
зимних сумерках уже разгорались тусклые фонари. Дождь, пока мы
ехали, почти утих.
На ступеньках лавки с ноги на ногу
переминалась Делька, прижимавшая к груди какой-то угловатый
сверток. Карета с гербом Мнишеков стояла чуть поодаль. Вид у
подруги был потерянный. Мне сразу это не понравилось. В воздухе
отчетливо витал душок неприятностей. И отчего-то подумалось, что
погром на Тролльем рынке и последующая «теплая» встреча с Балтом —
только начало очередной полосы препятствий в моей и без того не
самой гладкой жизни.
— Де Керси, надеюсь, в родных стенах
вас сторожить не нужно? — насмешливо осведомился Габ, высунувшись
из окна в дверце экипажа.
— Не извольте беспокоиться, пан
Ремиц, здесь за меня есть кому вступиться до возвращения пана
капитана, — не осталась в долгу я, шагая навстречу Дельке и махая
ей зажатым в руке платком со склянкой.
Габриэль скрылся внутри кареты и до
меня долетела какая-то невнятная возня, а после на улицу выпорхнула
Фийона.
— Не боись, Габик, присмотрю за
панночкой, пока ты свои проколы латать будешь, — пропищала она. —
Только будь уверен — ещё один косяк, и напишу рапорт
начальству.
Ремиц буркнул ей вслед что-то
нелицеприятное, на что фея лишь хрипло и визгливо расхохоталась,
спланировав мне на плечо.
Я мысленно застонала. Только Фийоны
мне и не хватало.
Из записок Бальтазара Вилька,
капитана Ночной Стражи
Когда Мнишек обещал мне море крови, я
думал это фигура речи. Так обычно говорят о всяких пустяках, и море
на деле, чаще всего оказывается лужей или даже каплей. Настолько
мизерной и незначительной, что полностью обесценивает
предшествующую фразу. Делает её жалкой и даже смешной. Но только не
в этот раз…
От одного взгляда на кабинет Редзяна,
тонувший в багровых отсветах свечей, к горлу подкатывали рвотные
позывы. От запаха смерти, вывернутых потрохов, запёкшейся крови и
горелого мяса — проняло бы даже забойщика со скотобойни. Под
толстым слоем липкой жижи не было видно пола. Тёмные ошмётки
свисали с кресел, дивана, письменного стола, настольной лампы,
книжных шкафов и даже картин на стенах. Чёрные брызги замарали
изящную лепнину на потолке и огромную хрустальную люстру.