Его господин мельком глянул на сидящего рядом казначея,
задумчиво — и уже в который раз — перелистывающего копию старинного
договора.
— Зачем ему желать, чтобы мы сами отказались от влияния или
родства? — поправил его Елизар Сергеевич.
Амир изобразил само внимание.
— Есть моменты, при которых требование стороны не учитывается
судом, — поднял тот взгляд, а затем продемонстрировал страницу
договора с замазанной строчкой вместо имени и фамилии второй
стороны.
Ничего не разобрать — верно. Но в это количество букв идеально
вписывался один вариант, набросанный тоненькой линией
карандаша.
Амир вчитался и посуровел лицом.
— Когда тот, кто смеет требовать, навеки проклят и признан
врагом империи за деяния свои.
Вода в потрепанной кастрюле кипела крупными пузырями, грозясь
залить огонь обветшавшей газовой плиты. Сквозь запотевшие от пара
окна крохотной кухни — утлой, выложенной потрескавшимся синим
кафелем и скрипевшей деревянными половицами, выкрашенными под охру
— виднелись силуэты проходящих по улице людей.
Серый, болезненного цвета кожи мужчина смотрел на мельтешение за
окном сквозь ниспадавшие на глаза длинные волосы — неухоженные,
неподстриженные. Ссутулившись на ветхом, как все вокруг, табурете,
он выглядел привычным обитателем полуподвальной квартирки доходного
дома — спортивная форма поверх застегнутой кофты с высоким воротом,
видавшая виды обувь. Очередной приезжий, у которого не получилось
заработать столичные миллионы сразу, но он все еще на что-то
надеется.
Например, на то, что его не убьют, одежду не заберут, а в его
кухоньке не станет варить себе кипяток совершенно чужой
человек.
Кипящая вода перелилась через бортик и зашипела о грязную эмаль.
Огонь под конфоркой вспыхнул алым и погас, а в воздухе потянуло
едким запахом. В этом доме не было датчиков утечки газа — мужчина
пил свой кипяток под тихий гул улицы и неразборчивые разговоры
соседей, хлопанье дверей и звуки мышиной возни под половицами.
Так много суеты в мире, который должен был умереть две недели
назад. Как и бывший арендатор квартирки, что остывал под кроватью.
Как и этот дом, что скоро сгорит в пламени бытового пожара.
Мужчина отложил кастрюлю и посмотрел на свои обожженные ладони —
за годы ожидания конца света он забыл, как слаба бывает плоть. Одно
движение воли — и наплывы волдырей от ожогов обратились гладкой и
розоватой кожей.