Полный курс уголовного права. Том I. Преступление и наказание - страница 135

Шрифт
Интервал


По состоянию на 1 марта 1940 г. ГУЛАГ состоял из 53 лагерей, 425 исправительно-трудовых колоний, 50 колоний для несовершеннолетних. Общий контингент заключенных, содержащихся только в лагерях ГУЛАГа, определялся, по данным централизованного учета, так: 1934 г. – 510 307, 1937 г. – 820 881, 1940 г. – 1 344 408 человек. Удельный вес осужденных за контрреволюционные преступления в составе лагерных заключенных ГУЛАГа составлял: в 1935 г. – 16,3, 1938 г. – 18,6, 1940 г. – 33,1 %[161].

§ 6. Военное и послевоенное уголовное законодательство (1941–1953 гг.)

Уголовное законодательство периода Великой Отечественной войны СССР с фашистской Германией характеризовалось двумя чертами. С одной стороны, это было законодательство чрезвычайного военного времени, поэтому ряд норм носил временный характер, действовал лишь на период военного времени, например об уголовной ответственности за распространение панических слухов. Вводилось военное положение, и правосудие в местах военных операций осуществляли военные трибуналы. Что касается другой группы законов с пресловутым «приравниванием» их по аналогии, идущей от Закона 7 августа 1932 г., то она отражала традиции нормотворчества сталинской модели. Так, уход с военных предприятий приравнивался к дезертирству и сурово карался – до 8 лет лишения свободы. Опоздание на любую работу влекло серьезные административные санкции.

В судебной практике военного времени чаще обычного применялась аналогия, что вряд ли можно было оправдать чрезвычайностью ситуации[162]. Например, кража имущества военнослужащих или из квартир эвакуированных либо находящихся в бомбоубежище лиц наказывалась как бандитизм, даже если кражу совершало одно лицо. В расширение практики осуждения по аналогии (с явным нарушением правил применения этой исключительной нормы) внес свою лепту и Верховный Суд СССР. В постановлении от 24 декабря 1941 г., взяв на себя по существу функцию законодателя, он рекомендовал судам продажу гражданами товаров по повышенной против государственной цене наказывать по аналогии как спекуляцию, даже когда не было установлено факта скупки товаров с целью наживы[163]. Рекомендация Верховного Суда реализоваться, естественно, не могла, ибо в условиях экономического бедствия военного времени товарообмен, как теперь говорят, «по договорным ценам», имел всеобщий характер. Кроме того, она противоречила гражданскому законодательству, нормам о купле-продаже гражданами личного имущества.