Посиделки в компании весёлой старушки обещали запомниться надолго.
Любава с Заряной вправду расстарались: отмыли Бояне с Нафаней хату (не то чтобы добровольно, просто старуха заявила, что иначе молодёжь не пустит), сготовили кушаний (слюнки текли от запаха, хотя и наелись все за прошедшую седмицу Дедов от пуза), зазвали молодёжь из соседних деревень. Обычно печальная, тёмная, стоящая особняком избушка источала тепло. Окна вкусно светились в подступивших сумерках, нехотя заглянешь, шагая мимо. Сами красавицы горели румянцем и всё оправляли то волосы, то браслеты, то ленты в волосах. Нарядиться нечистым духом, как предки завещали, никто и не подумал.
- Сыскались, козы быстроногие! – ворча по привычке, распахнула дверь Бояна. – Гости уже собираться начали, а они не торопятся, лентяйки! Вот в наше время…
Старуха обвела рукой вымытую и натёртую до блеска комнату, будто это она, а не напросившиеся девицы, чистила дом. За ломившемся от яств столом («лентяйки», между прочим, готовили!) пока сиротливо ютился лишь заявившийся слишком рано Петька. Бояны он побаивался и вообще готов был юркнуть под стол, но разошедшиеся в ширину за последний год плечи не давали толком развернуться в углу, и парень терпеливо сносил недовольные старухины взгляды и неумолкаемые поношения.
- Подсадил бы! Тоже мне, богатырь нашёлся! Нет бы помочь старой женщине! – пробрюзжала Бояна, пытаясь взобраться на лежанку. Делала она это обычно ловко, чуть ни с разбега, но сейчас демонстративно кряхтела и ворчала, что в собственном доме её на полати загоняют. Петька дёрнулся, задел горшок с киселём (благо, Серый подхватил, а то б бабкиных замечаний на весь вечер хватило), но вредная старуха быстренько забралась сама, чтобы, высунув из-за угла ехидную крысиную мордочку, попенять молодцу на нерасторопность.
Любава с Заряной, как и полагается хозяйкам посиделок, торопились перепроверить, всем ли хватит угощения, сдуть невидимые пылинки с кружек, приготовленных для густого киселя, пахучего сбитня, а там, может, и чего покрепче. Делать нечего. Я присела на скамейку, кивнув Петьке: вижу тебя, но разговаривать не собираюсь. Серый примостился рядом, по-свойски осмотрел стол, выбрал жареную рыбёшку, чтоб корочка была, и тут же её приговорил.
- А вы чего сидите как неродные? – удивился он. – Сейчас народу понабежит, от угощения одни воспоминания останутся.