— Пожалуйста, выбери нашего малыша, —
шепнула Ауне одними губами. — Пожалуйста!
Задремавший было Олаф прыснул:
— Молишься Планете?
Ауне смутилась, а он высвободил руку
из-под ее плеча, легко поднялся на ноги и развернул широкие плечи —
должно быть, ему надоело валяться.
— Мы — гипербореи. Мы не должны
просить.
— Почему? — спросила Ауне,
испугавшись вдруг за него, за его дерзость и самоуверенность.
— Потому что Планета помогает
сильным.
— Но ведь это от нас не зависит…
— Это не зависит от нас сегодня, сию
минуту. А через триста лет дети не будут умирать. А может, даже
раньше.
Благословенна теплая и солнечная
гиперборейская весна, и благословенна Восточная Гиперборея, страна
счастливых и сильных людей, что, подобно своим легендарным
предшественникам, живут в труде и веселье, не зная раздоров и
смуты.
Ауне казалось, что родила она легко,
хотя солнце обошло по небу целый круг с той минуты, как она ощутила
первую схватку.
Ребенка сразу унесли, не позволив ей
и взглянуть на него, — она слышала только, что родился мальчик. И
Ауне хотела бежать на берег океана, туда, где Планета сейчас решит,
останется ли ее сын в живых. Пусть, пусть это обязанность отца. Она
должна быть рядом с младенцем, помочь ему — хотя бы своим
присутствием… Но врач долго накладывал швы, слишком долго…
Наверное, нарочно.
Красное полуночное солнце замерло над
океаном, у самой его кромки, разрисовало небо в сумасшедшие цвета,
от ясной зелени до зловещего густого багрянца. Ауне нетвердо
поднялась на ноги и, ступая узко и осторожно, направилась к
берегу.
Она никого не встретила. И теперь все
стало ясно, хотя бы потому, что не слышно было ни приветственных
радостных криков, ни детского плача. Хотя бы потому, что ей не
принесли младенца. Все было ясно, и тешиться надеждой Ауне не
стала. Она всю зиму представляла себе этот страшный миг,
просыпалась в холодном поту, прижимала к животу руки, гладила и
ласкала неродившееся дитя, ужасаясь тому, что может его потерять. И
теперь, когда это произошло, ощутила не острую боль, а тяжесть,
придавившую ее к земле. Наверное, виной тому усталость?
Тишина и безветрие, полночное солнце
и неподвижная Планета с гордо поднятой головой. Ауне посмотрела ей
в лицо без осуждения и не сразу заметила сжавшегося, скорчившегося
у ног статуи Олафа — маленького, уязвимого рядом с ее
могуществом.