Она лежала лицом вниз, головой в
сторону лагеря. Правая рука вытянута вперед, левая нога согнута в
колене. Будто девочка ползла вверх. Вязаная шапочка, теплые брюки с
начесом, штанины подвернуты; толстый свитер, явно с чужого плеча,
левый рукав натянут на кисть, правая рука с отмороженными пальцами
голая. Под ней — сломанный фонарик, вместо корпуса батарейки туго
обмотаны тряпкой — куском штанины от теплых брюк.
Олаф зарисовал положение тела и
отметил вешками место, где оно лежало. Помедлил, прежде чем его
перевернуть. Обычно смерть безобразна; безупречно чистые,
слепяще-белые кристаллы инея оскверняли безобразие смерти, нарушали
зловещую ее гармонию. Он довольно точно представлял себе, во что
смерть превратила лицо девочки, и не спешил в него взглянуть.
Ребята отдали ей самые теплые вещи.
Не помогло.
На земле четко обозначилась
характерная наледь, обледеневшими снизу были и свитер, и брюки: под
теплым еще телом лежал лед, он растаял, потом снова замерз. Лиза.
Без сомнений. Олаф был слишком оптимистом, представляя себе ее
лицо, — не учел морозную эритему, окрасившую кожу в багровый
цвет.
Нос-пуговка, ссадина на кончике.
Олаф не посмел закинуть тело на
плечо. Что еще мужчина может сделать для мертвой девочки? Она не
казалась ему тяжелой, только каждый шаг давался с трудом. Как
большая сломанная кукла — закоченевшее в неестественной позе тело,
белые от инея локоны… Руки быстро занемели, и он прижал ее к себе
тесней — ледяную. Останавливался несколько раз, чтобы передохнуть,
переложив тяжесть на колено. И шел дальше — выше, к освещенной
низким солнцем вершине склона, — шатаясь и спотыкаясь.
Второй спуск к лесу ничего не дал,
сколько Олаф ни всматривался в голубые тени на заиндевевшем
склоне.
Внизу, в сумеречном полусвете, стояла
странная неживая тишина, а земля волнами источала холод — и Олаф
сперва решил, что это игра воображения. Солнце если и заглядывало
на дно «чаши», то только ближе к лету; сюда не долетал ни ветер с
океана, ни грохот прибоя; извивались — будто корчились в судорогах
— невысокие березы, цеплялись за камни культями корней, и чернел
местами непролазный еловый подлесок.
Нет, не игра воображения — под
тонюсеньким слоем каменистой почвы лежала мерзлота: ветра,
растопившие Ледовитый океан, не добрались до дна чаши. И теперь
абсолютно ясно, почему здесь не поставили лагерь.