Часть дома была перегорожена фанерной стенкой, за ней
располагалась спальня.
При входе в глаза сразу бросалась широкая кровать: в народе
такую обычно называют «траходромом». Кроме неё в комнате находился
массивный платяной шкаф, высотой почти до потолка.
Единственное окно в закутке было завешено ситцевой занавеской в
цветочек, создавая в комнатке уют.
Я принюхался. Окно было плотно закрыто, запах горелого пороха не
успел выветриться, но к нему ещё подмешивался какой-то
сладковато-приторный аромат.
Кровать была не застелена. На краю, положив голову на подушку,
на спине лежал мертвец — крепкий мужчина средних лет в исподнем.
Его рука безвольно свесилась на пол. Пальцы сжимали рукоятку
револьвера.
На левом виске кровавым цветком распустилась рана. Понятно,
выстрел производился в висок.
— Вот, познакомьтесь — Василий Дужкин собственной персоной.
— Кто опознал?
— Так сосед же, Вощинин.
— Откуда здесь револьвер? — спросил я, на секунду оторвавшись от
изучения покойника.
На первый взгляд всё выглядело как обычное самоубийство. Люди
по-разному стреляются: и сидя, и стоя, и лёжа. Этот пустил себе
пулю в висок, не вставая с кровати.
Что ж, его выбор как свести счёты с жизнью…
Картинка довольно реалистичная: вот, наверное, почему Леонов
заранее счёл дело пустячным.
— Думаю, это его служебный. Дужкину по должности полагалось
иметь при себе оружие. Но я проверю для точности, — пообещал
Леонов.
— Служебный, значит… И кем работал наш покойник?
— Со слов соседа — экспедитором в какой-то конторе, занимающейся
добычей платины.
— Ого, — присвистнул я. — Добыча платины — дело серьёзное.
Просто лакомый кусочек для криминала. Контора была
государственной?
— Кажется, да, — неуверенно произнёс Леонов.
— Без всякого «кажется». Место работы, должность — установить
обязательно.
— Сделаем.
— Кто осматривал тело, кроме меня и вас?
— А чего его осматривать, и так всё понятно: человек сам себе
пулю в висок пустил. Видать, припекло горемыку, — пожал плечами
Леонов.
— То есть первичного осмотра места преступления не было,
отпечатки не снимались…
— Ну, мы походили, конечно, посмотрели. Только чего
дёргаться-то? Картина с первого взгляда ясная, — стал оправдываться
Леонов. — Самоубийство как самоубийство… Каждый месяц кто-то на
себя руки накладывает.
Ох ты ж ёшкин кот! Хочется что-то сказать, а слова не находятся.
То есть находятся, но произносить их вслух в приличном обществе не
принято.