В семье привыкли к подобным байкам. Не то чтоб им не верили, но от восторженного тона, лихорадочной сбивчивости и театральных пауз, с какими они подавались, всем становилось неловко. Казалось, в любую секунду мать может слететь с катушек.
– Кстати, о полетах, – сказал отец. – Я тут подумал, Уилл, может, тебе стоит поговорить со службой безопасности, как приедем в аэропорт.
– О чем?
– Ну, сообщить о том мужике в самолете. У них же есть данные, кто занимал то место.
– Что за мужик в самолете?.. – заинтересовалась Элейн.
Уилла растерялась:
– Разве в здешнем аэропорту есть служба безопасности?..
– А то еще вздумает вытворять такое же с другими пассажирами, – пояснил отец.
– О чем вы говорите? – спросила Элейн.
Пока Уилла раздумывала, как изложить историю, чтоб не вышло похоже на байку матери, вмешался отец:
– В самолете сосед чем-то ткнул ей в бок, сказал, это пистолет, и велел не шевелиться.
– Что-что?
– Наверное, он просто больной, – сказал Дерек.
Элейн повернулась к Уилле:
– И что ты сделала?
– Ну… ничего.
– Вообще ничего?
– Дерек предложил поменяться местами, на том все закончилось.
– И ты никому не сказала? Не нажала кнопку вызова?
– Какую кнопку? – не поняла Уилла.
Элейн возмущенно фыркнула и отложила вилку.
– Вот так вот, да? Пересела и опять стала читать журнал?
– Вообще-то я…
– Поверить не могу. Как можно было не поднять шум?
– Ну это вполне объяснимо, – сказал отец. – В самолете, полном пассажиров, лучше не создавать панику. И потом, неизвестно, как бы мы поступили в такой ситуации.
– Уж я-то знаю, как поступила бы, – отрезала Элейн.
– Могло выйти только хуже, – возразила Уилла.
– Когда я учился в Филадельфии, произошел один случай, – сказал отец. – Вечером я выносил мусор, и тут ко мне подскочил какой-то парень и приставил нож. Вот сюда, к сердцу. Сквозь майку я чувствовал острие. Гони, говорит, кошелек. Нету кошелька, отвечаю, я же вышел вынести мусор, понимаете? Он мне – хорош брехать. Правда, говорю, в кармане только пачка жвачки. Что за… э-э… В общем, парень ругнулся. Ты, говорит, просто жалкий белый слюнтяй. Думаешь, спрашиваю, я этого не знаю? Чего? – набычился он. По-твоему, говорю, я не понимаю, что я белая худосочная рохля? Парень закрыл нож, покачал головой. Блин, говорит (правда, он сказал другое слово), ты просто ничтожество. И ушел.