Ира единственный раз взорвалась, как новогодняя петарда. «Какие меры? – заорала она в трубку. – Ну, какие, скажи?! Мне что, в публичный дом ее пристроить?!»
Мать оскорбленно помолчала, давая дочери возможность осознать, какую чудовищную ошибку она только что совершила. И когда та уже готова была просить прощения, ледяным голосом пригвоздила:
– У тебя денег столько нет, чтобы твою кобылу взяли в публичный дом.
И повесила трубку.
– Слушай, Люб, – сказала Ирка проникновенно, – я нутром чую: что-то здесь неладно. Ты подумай сама: столько лет ни слуху ни духу, один треп в Сети!
Люба от души расхохоталась.
– Издеваешься? Да она каждый свой шаг протоколировала, как звезда Голливуда. Все переезды и замужества описывала в подробностях! Вконтакт, Инстаграмм, Одноклассники…
– Это интернет!
– А какая разница? Или ты хотела, чтобы она тебя в Италию пригласила, пожить на вилле?
– В Италию я рылом не вышла, – мрачно пробормотала Ира. – Но вообще-то могла бы и пригласить. Как-никак бывшие подруги.
– Ну вот она нас сейчас и приглашает. Не глупи, Коваль!
«Она не только нас зовет, – хотела возразить Ира. – Она зовет тех, кого за людей не считала двадцать лет назад. Что-то здесь не то…»
Но вместо этого сказала другое:
– Если меня с работы попрут, я останусь в полной заднице.
– Расслабься, – успокоила Любка. – Ты же отпросилась? Значит, никто тебя не уволит.
На стуле завибрировал телефон.
– Мать звонит, – испугалась Ирка, взглянув на экран. Все мысли о предстоящей поездке разом вылетели из головы.
– Не бери, – посоветовала Любка. – Ты в дороге.
Коваль ответила ей безнадежным взглядом. «Как собака, которая ползет к хозяину, даже видя в его руке плеть», – подумала Савушкина и отвернулась.
– Да, мам, – тихо сказала Ира в трубку. – Доброе утро, мам.
Любка вздохнула и принялась укладывать Иркины вещи в сумку. Через динамик до нее доносились визги, перемежавшиеся рыданиями: мамаша Коваль вкладывала в концерт всю душу, заодно разъедая чужую. «У тебя дочь… Пятнадцать лет… – надрывалась Лариса Петровна. – Одну! Как можно!.. Мужиков наведет…»
– Мама! – взмолилась Ира.
«Байстрюков растить будешь!» – отплевывалась трубка.
– С ней отец остается! Родной ее отец! Каких байстрюков, каких мужиков, мама! Ты о своей внучке говоришь, между прочим.
Но когда мамашу несло по волнам праведной ярости, пытаться укоренить в ней семечко здравого смысла было сродни попытке остановить цунами поднятой ладошкой.