А там, как и следовало ожидать, мои
нуррята осторожность уже не соблюдали. Следы их лап виднелись
повсюду, как и трупы клякс, и следы обычной жизнедеятельности.
Выследить по ним улишшей труда не составило, как и получить
представление о численности стаи. Единственное, о чем не подумали
каратели, это о том, что звери чаще всего охотились самостоятельно.
Без меня. Поэтому, наткнувшись на ослабленных нуррят и изучив
кишащий некко тоннель в коллекторе, каратели совершенно правильно
предположили, что половина стаи уничтожена. Но не подумали, что
вместе с ними не окажется вожака.
Мое появление стало для Шала полной
неожиданностью, но, на его счастье, это не он стоял у меня на пути
в тот миг, когда я выпрыгнул из тоннеля. Мы столкнулись чуть позже.
Уже в финале. И вот тогда каратель совершил свою последнюю, самую
главную ошибку — подошел вплотную. После чего мог лишь с бессильной
злостью смотреть на мою оскаленную пасть, видеть в хищно горящих
глазах торжество, понимать, что на самом деле это поражение для
Ордена, а не победа. И ненавидеть… всеми фибрами отлетающей души
ненавидеть меня за то, что я его переиграл…
Когда чужие эмоции улеглись, я
сгорбился и тяжело вздохнул.
Для меня это не было игрой. На самом
деле я тогда не победил, а потерпел сокрушительное поражение. И
потерял намного больше, чем можно было предположить.
Первый, Второй, Третий… мои улишши…
маленькие братья, которые до последнего оставались мне верны и
пожертвовали собой ради того, чтобы я выжил.
Нет. Это была совсем не игра.
Благодаря Ули моя малышня уже давно
стала частью меня. Я чувствовал их. Знал, грустят они или радуются,
сытые они или же мчатся по подземным тоннелям в диком азарте. Я
видел их, ощущал, я был одним из них. Это были мои восемь пар глаз
и ушей. Мои лапы с острыми когтями. Маленькие частички моего
сознания, разделенного на восемь умных голов и преданных до
последней капли крови сердец.
Каждый из них был для меня чем-то
большим, чем просто друг. И теперь, когда их не стало, я чувствовал
себя так, словно потерял половину себя. А то, может, и больше.
Самое же поганое заключалось в том,
что я, хоть и уцелел, был вынужден находиться в теле человека,
который почти сумел меня уничтожить. Того, кто ненавидел нас всех в
целом и каждого по отдельности. Того, по чьему приказу каратели
заживо сжигали моих истощенных котят. И кто, даже оказавшись на
пороге смерти, сожалел лишь о том, что не убил нас всех до
одного.