– Благодарю вас, мистер Рейнсмит, – промолвила она, отпуская председателя. – Очень мило с вашей стороны.
Довольно краткая благодарность человеку, который провез меня через всю Атлантику и половину Канады, но, возможно, сейчас просто слишком поздно.
Отделавшись кратким кивком, Райерсон Рейнсмит исчез, и я осталась наедине со своими пленителями.
Мисс Фолторн – теперь я была уверена, что это она, поскольку она не поправила меня, – неспешно обошла вокруг меня.
– Есть ли у тебя сигареты и алкоголь при себе или в багаже?
Я отрицательно покачала головой.
– Ну и?
– Нет, мисс Фолторн, – сказала я.
– Оружие? – поинтересовалась она, разглядывая меня вблизи.
– Нет, мисс Фолторн.
– Что ж, очень хорошо. Добро пожаловать в женскую академию мисс Бодикот. Утром я оформлю тебя должным образом. Отведи ее в комнату, Фицгиббон.
С этими словами она выключила свет и слилась с темнотой.
Фицгиббон снова зажгла свечу, и мы двинулись по лестнице, сопровождаемые отблесками и тенями.
– Тебя поселили в «Эдит Клейвелл», – проскрипела она наверху лестницы, выуживая связку ключей из немыслимых недр своего халата и открывая дверь.
Я сразу же узнала имя. Эта комната была посвящена памяти героини Второй мировой войны Эдит Клейвелл, британской медсестры, убитой немецкой расстрельной командой за то, что помогала бежать военнопленным. Я вспомнила ее знаменитые слова, сказанные перед смертью и выбитые на ее памятнике около Трафальгар-сквер в Лондоне: «Патриотизма недостаточно. Я не должна испытывать ненависть и горечь по отношению к кому-либо».
В этот самый миг я решила, что отныне это будет мой личный девиз. Самые подходящие слова.
По крайней мере, в настоящий момент.
Фицгиббон поставила подсвечник на маленький деревянный столик.
– Задуй свечу, когда будешь ложиться спать. Никакого электрического света – уже наступил комендантский час.
– Могу я разжечь камин? – спросила я. – Я очень замерзла.
– Камин не разрешается до пятого ноября, – ответила она. – Такова традиция. Кроме того, уголь и дерево стоят денег.
С этими словами она ушла.
И я осталась одна.
…Я не стану описывать эту ночь, скажу только, что матрас, судя по всему, был набит осколками камней, но я спала как убитая.
Я оставила свечу гореть. Только она давала хоть какое-то тепло в комнате.
Хотелось бы мне сказать, что мне снились Букшоу, отец, Фели и Даффи, но нет. Вместо них мой утомленный мозг полнился образами ревущих морей, хлещущего дождя и Дорси Рейнсмит, превратившейся в альбатроса, который, взгромоздившись на верхушку мачты несомого бурей корабля, кричал на меня диким птичьим криком.